Сжимаю пальцами переносицу, пытаясь унять головную боль. Ещё только время обеда, а уже хочется сдохнуть. Бессонная ночка не прошла даром.
— У тебя там "живой уголок" что ли завелся? А как же телки? Без телок уголок — не уголок! — наигранно качает головой друг.
— Макс, отвали, а?
— Дружище, я тебе добра желаю. Пора выходить из сумрака и обновить кровать. А лучше — расшатать ее так, чтоб соседи завидовали!
— Все было. И кровать, и девчонка, и громкие стоны, не переживай за меня, — и пускай с удовольствием все это никак не связано, а кровать была вовсе и не моя, все — правда.
— Что-то ты без энтузиазма все это говоришь. Что, подвёл боевой друг? Заржавел в ножнах? Загрустил без битвы? Могу посоветовать отличные таблеточки!
— Пошел вон. И дверь за собой закрой.
Перевожу взгляд на экран компьютера и возвращаюсь к проверке подлинности выданных доверенностей.
— Скучный ты, Горький. Я тебе все рассказываю, — разворачивается к двери и берется за ручку.
— Хотя я об этом никогда не просил, — кидаю в спину другу.
Дверь захлопывается с глухим щелчком, и я вновь откидываюсь на спинку кресла. В очередной раз берусь за телефон. Никаких сообщений. Вот и сиди тут, гадай, что там с этой несносной девчонкой. С утра выглядела, вроде, бодро. Только глаза на пол-лица и бледная, как смерть. Но хотя бы в сознании.
Даже подумать страшно, что было бы, не позвони ее соседка мне. Видать, действительно, в отчаянии была. О чем их родители думают: отпустить двух девиц жить одних в огромной Москве в ужасающих условиях — уму непостижимо! Как вспомню облезлые стены подъезда старой сталинки, на ладан дышащую деревянную дверь и квартиру, увешанную коврами… Выносить у них, конечно, нечего, но жить там просто не безопасно. Я бы эту дверь плечом на раз снёс. А потом закинул строптивую голубоволосую девчонку на плечо и…
О чем ты только думаешь, Горький? Акстись.
Разблокирую экран и быстро набираю сообщения подружке Майи.
"Как?"
"38"
Снова повышается, значит.
"Таблетки выпила?"
"Ещё рано"
Что значит рано? Опять до бессознанки довести хочет?
Лезу в Гугл справиться о лечении при высоких температурах. Ни черта в этом не понимаю, сам почти не болел, а Оксана сама о себе была способна позаботится. А тут… Ввязался, на свою голову.
Остаток дня провожу то здесь, разгребая завалы документации, то там, мысленно возле скрипучей кровати. Вечером заезжаю домой переодеться, а после в ресторан за живительным бульоном. Голова полна стереотипов, и я прихватывают еще и килограмм апельсинов возле дома Шипучки. Чувствую себя ужасно нелепо.
И это чувство только обостряется, стоит войти в квартиру времен моей бабушки. Узкий коридор словно давит на плечи, заставляя сжаться и продвигаться полубоком. Запах старья забивается в нос и смешивается там с запахом макарон. Переваренных. Тут я эксперт.
Агния встречает меня с благодарной улыбкой и тут же стреляет глазами на пакеты в моих руках.
— Тут… суп. И апельсины. У нее аллергии нет?
— Не. Как и у меня, — кокетливо улыбается подруга Шипучки.
Я вручаю ей пакет, и она тут же ретируется на кухню. Я остаюсь в прихожей, снимать ботинки.
— Май, — кричит девчонка с кухни. — У нас появился свой фей-крестный!
Я ухмыляюсь. С чего это вдруг? Просто небольшой ужин на троих. И апельсины, да.
Агния проходит мимо меня в комнату с какой-то булкой в руках и, жуя, тараторит:
— Май, если ты за него замуж не выйдешь, я заберу его себе, серьезно. Охомутаю, пока ты тут при смерти валяешься и все, будет мне ужины таскать!
Я захожу в комнату как раз, чтобы услышать привычное шипение:
— Гуся, шла бы ты… работать.
Зеленоволосая подружка пожимает плечами и, круто обернувшись, выдает мне ослепительную улыбку. "Не за что" — беззвучно выводит она губами и скрывается в коридоре.
Из кухни доносятся звуки раздираемого пакета и коробок с едой. Я просто стою и смотрю на Шипучку. Выглядит лучше. Хотя все лучше, чем то, какой я застал ее вчера в агонии.
Сейчас она выглядит почти нормально: на голове замысловатый крендель из волос, на теле новая футболка не та смешная и ужасно короткая, что вчера. Ту я запомнил, когда держал Майю в руках, пока ее подружка пыталась заставить ее проглотить таблетки и пальцы ненароком касались раскаленного голого живота. С пирсингом. Взглядом скольжу по одеялу, туда, где скрыта сейчас та серебряная сережка, а ведь той ночью я до неё так и не дошел.
Майя ловит мой взгляд и смущённо натягивает одеяло повыше.
— Как самочувствие? — наконец, выдаю я.
Складываю руки на груди и опираюсь о деревянный комод сбоку.
— Лучше. Спасибо… за все, — тихо произносит она.
Ее взгляд проделывает почти тоже самое, что мой минутой ранее: скользит по моему телу, исследуя, словно что-то представляя. От этого взгляда зажимает затылок, и горячая волна проходится по позвонкам.
— Все, я пошла, дверь закрою, не шалите тут! Или шалите, даю свое благословение! Только я вернусь через два часа, чтоб все тихо было, понятно? — прерывает наши переглядки активная подружка.
— Гу-ся, — снова шипит Майя. — Вали!
— Ушла, ушла, — многозначительно улыбается та.
— Опять свино-стриптиз? — ищу тему для разговора.