Читаем Взвихрённая Русь – 1990 полностью

— И на что все эти показушные концертяры? Вон даже в «Известиях» писали. Приехал чин чинарём в Донбасс. Нечаянно стакнулся с шахтёрами, как сказали. Экспромтом. Но этот «экспромт» за полгода расписали, кто где чихнёт, кто где икнёт. Выступальщики попались говорливые. Вылитые стахановцы-стакановцы. Чуть ли не до смерти забили себя в грудки. Всё в клятве кричали: Михайло Сергеевич! Да не дадим сбросить перестройку с коня! Да не дадим! «Экспромт» вышел классический. Да не с шахтёрами, а с подставной бандой. Партийные плутократы так уж боялись, что услышит Авось де Небось честное народное слово, так боялись, что самих себя выдали за шахтёров.

— Жи-ирно кормит Авось номенклатурщиков! А они в ответ дурют его, вот дурют! И похохатывают…


— Гэнсэкша, небось, разгладила горячим утюгом морщины на пупке, сказала: «Побудем и мы ледя́ми!» и отбыла уже в турпоход за океан.

— Да-а?

— Не одна. С каким-то однофамильцем.

— Да-а?

— Он не только однофамилец, но по совместительству ещё и муж.

— Да-а?

— Он не только муж. Но и по совместительству верховный главнокомандующий вооруженными силами!

— Да-а?

— Он не только главнокомандующий. По совместительству ещё и председатель Совета обороны!

— Да-а?

— Не только председатель Совета обороны. По совместительству ещё и председатель российского бюро ЦК КПСС!

— Да-а?

— Нe только председатель бюро. По совместительству ещё и член политбюро!

— Да-а?

— Не только член политбюро. По совместительству ещё и генеральный секретарь!

— Да-а?

— Не только генеральный секретарь. По совместиловке ещё и президент!

— Да-а?

— И всё един во всех лицах!

— Да-а?

— Все эти совместиловские должностя раскидай по людях, безработки до двухтысячного не дождутся.

— Да-а? А сколько ж получает?

— А сколько хочет!

— Вот это да!

— Сначала нарисовал себе две пятьсот. Говорит: жалаю две пятьсот чистыми. Ему говорят: чтоб получать две пятьсот чистыми, надо дорисовать полторы грязными. Одной грязной кучкой угребает четыре тышши! В двадцать раз больше среднестатистического совтруженичка. Неужели у Авося желудок в двадцать раз больше? Больше, раз четырёх не хватает. Мало. Ой как мало. Мень чем у тех, что под воротьми с ручкой стоят. Милостынька-то у нас с горой! Вон Неврозов[62] поспрошал нищенков. Эсколь в день вымаливаете? Да полторы сотни! Чистыми! Безо всяких обложений! Матерных, подоходных.

— Он и с нищих пенсионериков генерально скребёт. Содержать супружницу — какие мильоны нужны? Страна-нищенка насбирает… Зато жёнка-пшёнка в босоножках с золотыми каблучками по заграницах цок-цок, цок-цок! По три меховые шубы меняет на дню! Завидела у Тэтчерихи брильянтовые серьги, позеленела. И побёгла зелёная по Лондо́ну. Тут же купила себе за 1780 долларов точнёхонько такие же. Там нетушки распределителей… И шмоняет манятка по заграницах. Напевает:

— Пока свободна,Гуляй, девица!

Первую «ледю́» к важности клонят.

А её выносит то в магазин, то в ресторан, то в аптеку за жвачкой. В том же Лондо́не в программе колом стояла могила самого Маркса. А без программы нежданно наплыла английская корона. Чего делать? Ума не приставить. С мировой скорбью таращиться на могилу? До смерточки занятно! Или хоть на миг одним глазком взглянуть на драгоценности короны? И тогда со спокойной душой можно помирать! Конечно, Маркс не устоял перед коронными смотринами. Пал.

— А сколь же стоит эта туризьма нашей странушке?

— Словом не обозначить. Они ж не то что сели да поехали парочкой в простом, в пролетарском вагонишке. Люди кулюторные[63], любют ёбчество отборное. Каг… каг…эбэшное… Вон в Англии токовали. В свите металось две сотни кагэбэшных рыл. Тэтчериха ездит с двумя охранниками. А этим целую подай армию! А ну прокорми? А ну просодержи? Ну… Кормить их из чайной ложечки не надо. Сами лопают, как слоны. Только лопают-то наше с тобой! Посол говорит Тэтчерихе: дайте какую-нить хатушку, где содержать охрану. А Тэтчериха: у нас дармовых нету. Это только при социализьме такое в допустимости. Пожалуйста, сымайте этаж в гостинице. Живите и платите. Тогда всё посольство вытряхнули кого куда, поселили доблестную кагэбэшню. Каки расходы!

— В Америке президент улетает с военного аэродрома. А у нас для головки держать спецаэродром. Царская конюшня[64] называется. Даже на отдых оттелева увеиваются…

— У них что отдых, что работка… Как отличить? Присосались кровохлёбы… А ты всё это-то шоболо на своём горбу вези, вези… Вот… Чисто Мaланья с ящиком… Прискочут туда, отожрутся. Ить заходишь в магазин… В какой-то Бельгии — на карте меньшь залупки — тыща сортов пива! В обычном американском магазине — триста, триста! сортов сыра! Две-ести сортов колбасы! Я туда попань — сердце за один хлоп разорвётся!

— Той-то ж тебя туда и не пускають. Серцу твою берегуть!

— Не тем берегут. В наших в очередях лёпается каждый пятый инфаркт!


… Колотилкин бродил по Москве и слушал, слушал, слушал горевую столицу…

19

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее