Взыскующие неба (СИ)

Кромальхаду неприятно было его видеть, он хотел уйти - но не ушел. Бойд, заплаканный и испуганный, беспомощный, как птенец, вызывал жалость, а вовсе не гнев.

- Почему ты сидишь здесь? - спросил Кромальхад.

Это прозвучало чересчур резко, как будто он бранил Бойда - и тот съежился еще больше, глядя на Кромальхада снизу вверх.

- Я не могу вернуться домой, - глотая слезы, сказал мальчик.

Ему было страшно, и он замерз, но не осмелился нарушить приказ Бреги.

- Почему? - удивился Кромальхад.

Бойд вздохнул.

- Потому что ты не простил меня.

Кромальхад сел на камень рядом с ним. Он пытался пробудить прежние чувства, вспоминая окровавленное тельце Фиаха у себя на ладонях, - и не мог больше ненавидеть Бойда. Теперь мальчик вызывал только сострадание и, что было совсем неожиданно, какое-то странное уважение. Кто бы ни отдал такой немилосердный приказ, но Бойд провел полночи на дворе, при зловещей ущербной луне, под вой и свист ветра, без всякой защиты... и все-таки не ушел под крышу, хотя, наверное, очень хотел сбежать. Он, как последний уцелевший воин, защищал деревню сам не зная от чего, но от чего-то очень страшного.

Бойд снова всхлипнул. Плакать рядом с Кромальхадом ему явно не хотелось, но он так устал и замерз, что уже не владел собой. Даже сидя за три шага, Кромальхад чувствовал, что мальчик непрерывно дрожит. С трудом разомкнув губы, он произнес:

- Я прощаю тебя. Не плачь и ступай домой.

Бойд недоверчиво взглянул на него, а потом, не говоря ни слова, медленно поднялся и зашагал восвояси.

Он стал взрослым в ту ночь.

Гильдас ждал Кромальхада, сидя у очага. Когда тот вошел, лекарь протянул ему чашу, а сам, повернувшись в ту сторону, где на стене были нарисованы две линии, осенил себя знаком креста.

- Зачем? - подняв брови, спросил Кромальхад.

- Я благодарю Бога за то, что ты вернулся целым и невредимым.

Кромальхад нахмурился.

- Со мной ничего не могло случиться.

- Кто может быть в этом уверен?

Кромальхад хотел ответить, что он-то уверен... и осекся. Не так давно он был твердо уверен, что никто и никогда не лишит его благословенных Даров Морриган. И тогда он смягчился.

- Да, - сказал он. - Ты прав. И я благодарен тебе за то, что ты вверяешь меня покровительству своего бога. Если тебя это не обидит, я буду просить моих богов, чтобы они хранили твой путь - хотя, кажется, ты не нуждаешься в их покровительстве. Я никогда еще не видел, чтобы человек держался так смело, как ты.

Гильдас с сомнением взглянул на него.

- Смело? А мне-то думалось, что рядом с Брегой я кажусь робким, как ребенок.

Он говорил серьезно, но Кромальхад все-таки расслышал в его словах чуть заметную лукавую смешинку.

- Брега боится... - он хотел сказать "нас", но успел поправиться: - их. Иной Народ. Она - как борец перед схваткой, который расхаживает по кругу и пыжится, чтобы показаться больше. Но если противник окажется намного сильнее и никакие ухватки не помогут, придется ей ложиться носом в землю и просить пощады. А ты...

Он поставил чашу и чуть придвинулся боком, а потом осторожно, даже как будто робко протянул руку к Гильдасу. Тому показалось, что на его плечо легла птичья лапа - так скрючились пальцы Кромальхада, цепляясь за него. Повернув голову направо и налево, по своему обыкновению, чтобы рассмотреть собеседника двумя глазами по очереди, Кромальхад сказал:

- Я надеюсь, что с тобой никогда не случится ничего дурного. Я хочу, чтобы ты был моим другом здесь.

Гильдас не стал спрашивать, будет ли сам Кромальхад ему другом. Он понял: это было большее, что тот мог ему сказать, здесь и сейчас.

Глава V

Кромальхад привязался к Гильдасу - сильнее, чем ожидал. Он шел за ним, как идет путник за проводником по незнакомой горной тропе, и незаметно для себя подступал все ближе, делался все доверчивей. Он перестал сторониться, когда Гильдас садился рядом на скамью, внимательно наблюдал за ним, когда тот ходил по дому, а потом даже начал увязываться следом, если Гильдаса звали к больному. Под пристальным взглядом Кромальхада лекарю иногда становилось не по себе... Кромальхад был все так же горд и независим, но теперь в его взгляде читалось что-то тоскливое, как у ручного животного, которое боится, что хозяин сейчас уйдет. Гильдас удивлялся поначалу: неужели Кромальхаду интересно смотреть, как он обихаживает больных, печет хлеб, латает одежду? Он хорошо помнил, с каким пренебрежением этот пришлый ирландец относился к Скаре и ее делам. Кромальхад смотрел напряженно, словно пытался запомнить каждое движение.