Взывая из бездны

— Да, ребят, я служил. И, представьте себе, служил хорошо. Ик! Ой, пардон, где мои манеры. Я служил, когда мы били Наполеона под Костромой. Да. Так и было. Он тогда думал, что дери-и-ио-о-овня наша пуста, ан нет — там были мы. Как ща-а-ас помню, — тут он зевнул, почесал лоб и продолжил, — Сидели мы тогда с Кузьмичём… Или это был Михалыч… Нет, всё-же Кузьмич. Так вот, значит, мы с Михалычем сидим и зае… в карты режемся. И тут Гришка малой вбегает и орёт «Белые в городе». Мы с ним заметались, забегали, но быстро взяли себя в руки. Он тогда за гранатами рванул, а я бегом в гараж за мотоциклом. И вот, значит, едем мы, едем. Долго ехали. А потом нас на первом же посту повязали — остановили и требовали документы, ну мы им и вдарили, а они обиделись.

В этот момент бомж прервался, как-то неуклюже дёрнул руками и искоса взглянул на ребят. Они молча стояли в трёх шагах от него с суровыми лицами, глядя прямо ему в глаза.

— Ну что, ребят, не очень похоже на правду? — с надеждой и дрожью в голосе спросил он, но ответом ему было гробовое молчание и тяжёлые взгляды. — Ну и ладно, у меня ещё есть. Да, — сказал он, удаляясь, — хороший клуб, ходите в него почаще. Я там одно время работал. Там вообще много всякого, он намного больше, чем кажется.

Одним шагом в темноту он исчез с поля их зрения. Они переглянулись — у обоих возникло какое-то странное ощущение, какое бывает когда впервые прыгаешь с парашютом и не можешь ухватиться в полёте за кольцо. Это ощущение не страха, и даже не чувство приближающейся смерти, это когда мозг отключается от внешних раздражителей и оставляет себе одну единственную цель, к которой всеми силами и стремится. Это когда руки сами делают всё, что нужно, взгляд устремлён в одну точку, но это не мешает ему ещё лучше видеть картину в целом, реагируя на частности.

Вот и сейчас, повинуясь то ли инстинкту, то ли чьей-то воле, они синхронно пошли обратно в клуб, не оборачиваясь. Кондрат чувствовал, как напряглись мышцы ног, казалось, что он готов за раз перепрыгнуть этот дом со всеми его окрестностями. Но этого не случилось. Он также видел, каким взглядом Максим, идущий рядом, смотрит вперёд. Выражение лица показывало, что он готов разорвать любого, кто встанет у него на пути. К счастью, никто не встретился.

Как только они вошли обратно в клуб, напряжение сразу спало, они почувствовали себя лучше. По крайней мере, Кондрат внутренне ощутил, что опасность, если она была, ушла. Обстановка за несколько минут их отсутствия почти не изменилась — всё так же ди-джей крутил пластинки, всё так же народ клубился; лишь на секунду они ощутили несоответствие — отсутствовал высокий паренёк в чёрной куртке, который валялся на полу, когда они уходили. Однако это быстро прошло, ибо они услышали неопознанные всхлипывающие звуки, исходящие от бара. Обратив туда свои взоры, они увидели искомую личность, сидящую за стойкой и, вытирая рукавом медленно вытекающие слёзы, пиющую пиво из бутылки.

Максим хотел было подойти к нему, но передумал. Ещё раз окинув взглядом весь зал, они медленно и величаво как лоси подошли к бильярдным столам. Кондрат задумчиво взял первый попавшийся кий в руки и принялся вертеть его в руках.

— Надо бы умыться, а то смотрят как-то никак, — заметил он.

Максим молча кивнул. Также молча и вальяжно они проследовали до лестницы, прошли по ней и зашли в сортир. Обстановка здесь была угнетающая: на сером от времени, местами отвалившемся, кафеле было маркером написано много похабщины и прочих выражений. Причём было видно, что люди не просто так писали, а с каким-то глубоким умыслом, вкладывая в надписи всю душу и умение. В дальнем конце, прямо под маленьким духовым окном, было нарисовано нечто, напоминающее одновременно чьё-то лицо и некую футуристическую архитектуру. Когда-то под этим рисунком была надпись, но время и старания третьесортных художников не оставили в ней ничего от бывших там ранее букв. Тайна рисунка теперь была утрачена.

Помимо рисунков и надписей на стены было навешано немало жвачек, а на побелённом когда-то давно потолке висели обгоревшие спички. Кто-то пытался выложить ими женское имя, возможно это было имя «Даша», но последние две буквы были так искривлены, что разобраться могла лишь только та самая Даша, либо тот, кто это писал.

Сразу слева от входа была раковина с незакрывающимся краном, из которого тонкой струйкой текла холодная вода. На раковине лежало грязное, разломанное пополам мыло, а чуть правее висела наполовину оторванная табличка с надписью «Помни». Где-то в ногах валялось зеркало, разбитое на три больших и несколько десятков маленьких кусочков. Видимо предполагалось, что смотреться в него люди будут сверху вниз.

Максим аккуратненько, чтобы не пораниться и не испачкаться, подлез к раковине и стал умываться ледяной водой. Подобная вода очень бодрит. Кондрат в это время пошёл искать нормальную кабинку, желая справить малую нужду.