— Похож… — тихо говорит отец, мягко улыбаясь, а после добавляет, целуя его в макушку, — Молодец, Даня!
Немного позже родители укладывают спать маленькую Еву, после чего мама отправляется на кухню доделывать мелкие бытовые дела, что не успела сделать до прихода отца, а папа вместе с Даней отправляется к нему в комнату. Они кладут рисунок в портфель, следом садятся проверять выполненное домашнее задание и, попутно сумев переброситься парой фраз о завершившемся туре РФПЛ, вместе собирают рюкзак, в который после рисунка попадают учебники и тетрадки.
После того, как минутная стрелка пробегает мимо двух чисел, Даня укладывается в постель, переодевшись в пижаму, у которой штаны в красно-синюю клетку были слегка длинноваты, но футболка с величественным Биг Беном была в самый раз. Отец целует его в щеку и, пожелав сладких снов, гасит свет и выходит из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
Тогда, на следующий день, его рисунок не был признан самым красивым, потому что в их классе были действительно талантливые дети. Но он все равно был горд за свое произведение, мысленно вспоминая похвалу отца. Вспоминая то, как они вместе проверяли его домашнюю работу, как он делился своими впечатлениями об игре отца.
Вообще с возрастом он редко вспоминал об отце. Но если подобное случалось, то затягивало на день, а то и на два. Тихая злость и обида тут же начинали выть свои песни, отчего он часто срывался на окружающих. Незаметно подкрадывались грусть, апатия, тоска, депрессия, печаль и горе. Они продолжали давить на него. И хоть давление с их стороны слабло, легче от этого не становилось.
От отца у него осталось не много воспоминаний. Но бывало, что в один из грустных вечеров, как этот, в голове всплывали новые фрагменты из его прошлого. Иногда он даже думал, что где-то далеко в прошлом он ударился головой и заработал амнезию, и вот в его почти тридцать лет память решила нагрянуть, принося с собой новые проблемы и эмоции. Как ни пытался, хорошего он в этом не находил.
За окном уже закончили царить сентябрь, октябрь и ноябрь; деревья сначала меняли окрас на яркие цвета, а после сбрасывали желтые, рыжие и бардовые листья, которые ветер все оставшееся время разносил по унылым улицам; серое небо часто плакало мелкими дождями, капли которых медленно, словно не хотя, ниспадали на грешную землю, омывая грязные улочки, невыразительные, похожие друг на друга зонты и капюшоны прохожих, которым не посчастливилось оказаться в такое время вне теплых помещений. В подобное время на Акинфеева часто нападала апатия и тоска, и тогда он тратил время, либо лежа на диване, нередко опускаясь в дрему, либо играя на этом же диване в очередную игру на приставке. Правда в этом году осень сильно задержалась, как бывало в Англии, не отдавая зиме бразды правления.
Как-то незаметно прошло Рождество, Новый Год также быстро пролетел мимо его квартиры. Он попытался по старой привычке отпраздновать и Старый Новый Год, но не смог толком объяснить Джону смысл этого праздника и в итоге просто предложил выпить за «этот чудный день!»; вечером Акинфеев позвонил своим родным и поздравил их сразу со всеми теми праздниками, что успели прийти за эти две недели.
Но погода по-прежнему оставляла желать и надеется на лучшее, нагоняя тоску на жителей Манчестера. Поэтому сейчас Даниил лежал на диване, глазами, полными печали, уставившись куда-то за окно, где в очередной раз шел снег, который на следующий день растает, не оставляя ни следа. Пока мелкие снежинки, почти незаметные человеческому взгляду, пытались покрыть землю, воспоминания об отце продолжали всплывать в памяти черно-белым кино.
Он приходит с тренировки. Его подвез дядя Дима, папа его друга. Некоторое время Даня сидит, делая уроки, в своей комнате в одиночестве; света, что дает одинокая лампа на столе, хватает на то, чтобы он мог видеть тетрадь и учебник. После, приготовившись ко сну, ложится в кровать и долго ворочается в тщетной надежде заснуть.
За окном уже больше часа светит луна. Безоблачное небо освещается яркими маленькими звездами. Спустя мгновения он слышит сдавленное рыдание за стенкой. Ева. Их комнаты смежные, а стены, он подумывал, были сделаны то ли из фанеры, то ли из картона, поэтому уже которую ночь он слышал плачь и сдавленные всхлипы своей сестры.