We were the Champions...(СИ)

Дане она наставляет вести себя хорошо, присаживаясь на корточки. Оглаживает рукой его лицо, поправляя челку, смотрит своими нежными глазами, омраченными сейчас грустью, обнимает крепко-крепко, обвивая его своими руками, дарящими ощущение защищенности от всего плохого. В ее объятьях тепло и приятно. Эмоции переполняют его детское сердце, потому он обхватывает ее своими маленькими ручками, сцепляя их за ее спиной, носом утыкается в ее плечо. Маме неудобно, но она не разрывает объятий, лишь крепче прижимает его к себе. Целует нежно в висок. И все смотрит, запоминая, прощаясь.

Вскоре она вынужденно поднимается, выпрямляясь, часто моргая и вытирая мокрое лицо рукой. Еще раз целует его, на этот раз в макушку, ласково треплет волосы, приводя их в беспорядок. Смаргивает слезы и просит звонить как можно чаще, приезжать по возможности. Он кивает, сглатывая странный ком в горле и шмыгая носом.

Ева налетает на него, душа в своих объятьях и утыкаясь в его плечо. Они стоят в молчании, прерываемом лишь шмыганьем носов, некоторое время, также запоминая и прощаясь.

— Обещай, что не бросишь… что будешь звонить и приезжать, — едва слышно просит сестра, шепча ему на ухо.

— Обещаю.

Мадрид и Испания не влюбили его в себя. Напротив, постоянная испанская жара раздражала его. А сам город, казалось, выкачивал из него все силы. Архитектура была непривычна для него своими сооружениями. Испанцы казались алчными амигос, которые готовы были воткнуть в его спину нож. Странный, непривычный менталитет их выбивал его из колеи. Вечно улыбающиеся своей маньячной улыбкой они пугали его. Их манера называть другом каждого малознакомого человека озадачивала его. Но он пытался привыкнуть.

После того, как он обосновывается в Мадриде, нехватка в отце уже не ощущается так остро, как это было раньше. Дядя Денис давал ему то, что не смог дать отец. Его даже стали называть Черышевым. На самом деле, там просто случилась какая-то неразбериха с документами, кто-то «очень талантливый» перепутал его фамилию, а он не стал поправлять. В конце концов Денис стал ему вторым отцом. Однако, когда он видел, как кто-то из его новых знакомых перебрасывается фразочками со своим отцом, что-то в нем сжималось, садня. Он звонил домой, общался с Евой чаще, чем сейчас. Ездить часто не получалось. А после выпуска из Академии, когда он уже даже несколько раз привлекался к основной команде, ему поступает предложение переехать в Манчестер, чтобы вступить в ряды местной команды.

Было ли это ошибкой — соглашаться на такое? Он не может ответить на этот вопрос и сейчас. В его теперешней команде он ощущает себя как в семье. Будто он всю жизнь скитался в поисках своего места, где ему будет комфортно, и вот спустя годы наконец нашел. В Манчестере он познакомился с Джоном. В Манчестере его застало приглашение в Сборную России. Этот город для него стал родным, английский стал для него вторым русским.

Правда, Денис странно воспринял его согласие на переезд.

— Ты ведь не собираешься действительно принимать то предложение? — интересуется Черышев, читая какие-то документы, связанные с его новой должностью. — Ты же пошутил, когда тебя спросили об этом, верно? — он отрывает взгляд от бумаг, наблюдая за его реакцией.

— Почему бы нет?

— Ты шутишь? — брови Черышева комично взлетают вверх, увеличивая визуально размер глаз.

— Пойми, дядя Денис, мне здесь душно. Этот город съест меня, проглотит разом, не прожевывая. А в Англии и климат другой, и менталитет тоже. Да и с английским у меня лучше, чем с испанским.

— Ты собираешься уехать из Мадрида! Ты! Закончивший его Академию. Тебе ведь пророчат место в основном составе. А ты собираешься сбежать от лучшего клуба мира! — Денис отбрасывает бумаги, но делает это таким образом, что они не разлетаются по столу, а падают на него стопкой.

— МЮ тоже титулованный клуб! Мне кажется, там будет лучше… — сбавляет тон, отворачиваясь от Черышева, чтобы не видеть его оскорбленного лица.

— Ну раз ты так считаешь… Ты уже взрослый. Так что… — Денис успокаивается, однако грусть в его глазах не остается незамеченной.

Они начинают ссориться каждый раз, когда вопрос о лучшем клубе мира возникает на горизонте. А вскоре он уезжает в Англию, оставляя Черышева в Испании, и не поддерживает с ним связь. Да и тот не рискует прервать молчания.

Дальше предаваться воспоминаниям мешает голос Джона, вырывающий его из добровольной апатии и тоски. Тот так настойчиво зовет его к телефону, что игнорировать его не представляется возможным. Даниил встает, кряхтя и жалуясь, что ему даже потосковать не дают нормально.

Когда он входит на кухню, где у них расположился раритетный, выживший неизвестным способом, домашний телефон, вид Джона заставляет его насторожится. Широко распахнутые глаза, полные неверия и озадаченности. Приоткрытый в недоумении рот. Замершие руки, вцепившиеся в трубку телефона. Окоченевшая поза в целом.