Читаем Weird-реализм: Лавкрафт и философия полностью

«Утром у меня состоялись переговоры по беспроводной связи сразу с двумя разнесенными на большое расстояние базами: Лейка и капитана Дагласа» (ММ 494; ХБ 474).

Большая часть действия в «Шепчущем из тьмы» разворачивалась в виде увлекательной переписки между Эйкли и Уилмартом. Лавкрафт блистательно справился с этим, хотя долгая традиция эпистолярных романов, к которой принадлежит, например, «Дракула» Брэма Стокера[93], безусловно, снабдила его многочисленными образцами. Новаторство «Хребтов безумия» в том, что ключевая для повести информация передается между тремя радиоточками. Мы, читатели, находимся в компании с Дайером, рассказчиком. Лейк улетел на несколько сотен миль на северо-запад в своей злополучной погоне за новыми окаменелостями. У пролива Мак-Мердо капитан Даглас и его команда охраняют запасы на борту «Аркхема». Отсюда доклады экспедиции передаются в большой мир, обеспечивая относительную публичность всего, что происходит с путешественниками (однако некоторые из ужасающих событий, которые произойдут позже, попадут под цензуру).

Открытия, о которых Лейк сообщает по радио, становятся все более воодушевляющими и ошеломляющими. Мы уже знаем, что горы, у подножья которых расположился лагерь Лейка, не ниже Гималаев (ММ 491; ХБ 471). Участники экспедиции замечают «одну повторяющуюся особенность в силуэте высочайших гор: к ним лепились правильной формы кубы» (ММ 492; ХБ 491), которые, как верно предполагает читатель, не могут быть естественными образованиями. Выясняется, что горы сложены из «докембрийских сланцев» (ММ 492; ХБ 472), что придает новым находкам флер глубокой древности. Затем обнаруживаются биологические образцы, которые я рассмотрю в следующем подразделе. Радио выходит из строя, как изначально считается, вследствие суровой антарктической бури, которая ночью накрывает лагеря Дайера и Лейка, но в дальнейшем выясняется, что причина молчания заключается в гибели группы Лейка.

Письма — однозначно непрямой способ коммуникации, но радио парадоксальным образом располагается где-то между прямой и непрямой коммуникацией. С одной стороны, радиоволны движутся со скоростью света, обеспечивая общение в реальном времени. С другой стороны, неизбежные потрескивания и осциллирующий гул делают радио зловещим (eerie) посредником — это знает всякий, кто в детстве засыпал под отдаленный шум радиопередач. Беспроводная коммуникация позволяет открытиям Лейка мгновенно стать достоянием общественности, но расстояние защищает выживших от ужасающей судьбы экспедиции Лейка. Также важно отметить, что хотя в большинстве повестей и рассказов Лавкрафта свидетельства становятся предметом насмешек или вызывают сомнения у внешних авторитетов, в данном случае этого, скорее всего, не произойдет. Действительно, на первых страницах повести Дайер выражает явное беспокойство: «...Когда речь идет о предметах столь противоречивых и далеко выходящих за рамки обыденного, безвестным сотрудникам заштатного университета, каковыми являемся мы с коллегами, едва ли можно надеяться на внимание научных кругов» (ММ 481; ХБ 459). И все-таки читатель интуитивно понимает, что свидетельства в конце концов получат признание. Определения, подобные тем, которые дает Дайер, служат для того, чтобы подчеркнуть исключительность событий в Антарктиде; при этом мы, читатели, не верим, что доклады Мискатоникской исследовательской экспедиции не будут восприняты всерьез, как предсказывает ее глава. И даже наоборот — об этом свидетельствует политика цензуры, которую изначально вводят Дайер и Данфорт.


54. Эйнштейн от биологии

«Подчеркните для газетчиков важность этого открытия. Для биологии оно значит то же, что теория Эйнштейна — для математики и физики» (ММ 497; ХБ 478).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука