Weltschmerz или Очерки здравомыслящего человека о глупости мироустройства

Тем не менее, надежда на то, что моё мрачное предположение окажется ошибочным, ещё имела место быть. Я заставил себя вспомнить в деталях содержание собственной заметки: «…дома находились две женщины и трое детей. Девушке удалось эвакуироваться из горящего здания и спасти мальчика 1977 года рождения. К сожалению, девочка 1982 и мальчик 1986-го годов рождения погибли. Пенсионерка с инвалидностью скончалась ещё до приезда скорой…».

Я поднял брови и выдохнул через нос.

Чуть позже мне на почту пришло сообщение от нашей старосты. Она предлагала скинуться, кто сколько может, и помочь нашему знакомому. Я со спокойной совестью закрыл вкладку, ведь за новую квартиру пришлось внести аренду на три месяца вперёд. В конце концов, после трагедии здесь уже прорвало трубы. Закон парных случаев сработал, а молния три раза в одно место не бьёт. К тому же, осветив данную ситуацию, я итак сделал для их семьи больше, чем кто-либо другой.

Эту историю я рассказывал лишь трижды, и только один человек не осудил мои действия – моя благоверная. От неё я как раз таки ожидал реакции по типу: «Как тебе не стыдно?». Но за что мне должно быть стыдно? Мы обучались на одном факультете, а настоящим журналистом, эффективным и преданным делу, удалось стать только мне. Я управляю массами, а не опускаюсь до адресной рассылки.

Не помню, где почерпнул мысль, о том, что списки вроде «1000 книг, которые должен прочесть каждый» несостоятельны. Таких произведений существует только пять, проблема лишь в том, что никто не знает, каких именно. С людьми то же самое. По моим наблюдениям, в жизни необходимо знать врача, адвоката и, возможно, учителя.

Вот она неприятная правда – другие прекрасно жили, живут и будут жить без вас. Не измеряйте людей по себе: если вам не удаётся представить мир, в котором вас нет, то остальные делают это, не задумываясь, как не задумываются перед тем, как сделать вдох. Вы выходите из комнаты, переезжаете, меняете работу и перестаёте существовать. Не тешьте себя верой в свою исключительность, не будьте щенком.

Лучше станьте хозяином. Единственный способ нуждаться в людях меньше, чем они в вас – не нуждаться в них в принципе. Не стоит терять голову от внезапного внимания к вашей персоне. Тот, кто действительно достоин внимания, вас возненавидит. Задайте себе вопрос: если бы ваш друг начал относиться к вам так, как вы к остальным, остались бы вы друзьями? Счастливое большинство ответит «да». Они станут другом для кого угодно, а, значит, ни для кого важного. У думающего человека не может быть думающего друга – эти двое отталкиваются, словно одноимённые полюса магнита. Однако и противоположных себе они тоже могут привлечь лишь на краткий срок.

Об этом я пишу лишь потому, что, хотя вы и думаете, будто бы жаждите ответа на свой вопрос, прочитать, а тем более осмыслить его, смогут лишь единицы. А ещё потому, что моя корреспонденция приходит с опозданием.

Искренне Ваш,

Продавец свободы

В правом нижнем углу набранного на хромой печатной машинке текста стыдливо краснел штамп «отказано». А ниже торопливая приписка от руки:

«Старому маразматику снова захотелось покрасоваться “мудростью”? В редакцию ничего кроме счетов не приходило уже несколько лет».

Backpfeifengesicht или Он просит кирпича

Итак, со сменой редакции мои крылья начали наконец расправляться. И хотя рабочий день, вечер и ночь выматывали так, что, приползая домой, я мог разве что раздеться, да и то не всегда. Хотя я уже давно покончил с попытками заправлять постель и готовить блюда, состоящие больше чем из двух ингредиентов. Хотя пил только растворимый кофе, со скрипом, но подпадавший под выше обозначенную категорию и, отхлёбывая немного из ржавой кастрюли, терял сознание до сигнала будильника. Несмотря на всё это, даже сейчас я не прекращаю считать, что оно того стоило.

То утро началось противоестественно – я едва не опоздал на работу. Человек моего возраста логично предполагает, что именно этого и следует ожидать, если полночи гоняешься за сотрудниками киоска, продающего ядовитый алкоголь. Однако в неполные двадцать не так очевидно, кто главный в отношениях «боевой дух»-«бренная оболочка».

Я рванул ручку стеклянной двери, сделал шаг в офис и ощутил, как выступает и сразу холодеет пот на лбу и висках. Сейчас я почти уверен в том, что заподозрил неладное, как только подошёл к редакции. Свет, обычно горевший во всём коридоре и пробивавшийся сквозь щёлочки дверей и окон, теперь лишь тускло мигал в пустых торговых автоматах. Стрёкот ламп затих, и никто не носился с папками статей на одобрение, и не дополнял рабочие сплетни личными. Возня прекратилась – шорох нашего «гнезда» сменился безмолвием и цоканьем часов.