Weltschmerz или Очерки здравомыслящего человека о глупости мироустройства

Я оторвался от газеты, запрокинул голову и позволил гравитации поправить мои очки. Говорят, процент образованных людей в мире неуклонно растёт. Вместе с тем уменьшается среднее количество детей в семьях бакалавров и магистров. Совсем в другом ключе говорят об ещё одном общепринятом и неоспоримом факте: количество глупых людей увеличивается также неумолимо.

Считается будто бы явления эти совсем не связаны. Согласно «официальной» риторике, благодаря распространению интернета выдающаяся «дурь каждого всем видна стала». Но, позвольте, это всё малозначимая чепуха. Зайдя дальше, я сопоставил два феномена. Очевидно, что популяция проходит через бутылочное горлышко. Не дай бог жить в эпоху перемен или в эпоху вымирания.

Жена поставила две кофейные чашки на пробковые подставки из ИКЕИ. Прочистив горло, я обратился к её поправляющим кружку рукам:

– Знаешь, у меня тут появилась одна занимательная теория. Послушаешь?

Она наклонила голову, насильно заставив меня заглянуть ей в лицо.

– Так вот, один умный человек в среднем оставляет одного ребёнка, в то время как идиоты плодятся, что хорьки. И, раз у нас с тобой три высших на двоих, я чувствую себя немного виноватым перед этим миром.

Она нахмурилась. Я сглотнул и, подавив дрожь в руках, попытался придать своему голосу уверенности:

– Да-да, именно виноватым! – Так уж получилось, и мы с ней образовали пару, отняв друг друга у товарищей-питекантропов. – Простым самовоспроизведением нам, как ни крути, не отделаться. Нужно завести хотя бы троих, а лучше сразу пятерых. Но план-минимум – три.

Она молча откинулась на спинку кресла и чиркнула зажигалкой. Я терпеливо ждал, пока моя супруга докурит.

– Ты, кажется, сказал, будто бы умные люди заводят по одному ребёнку?

– Да, именно так.

– Вот одним я и обойдусь.

Я был поражён. Возможно, она всё-таки не поняла мою цепочку умозаключений. Я сделал попытку объяснить ещё раз, но она просто выставила ладонь вперёд:

– Ты работаешь журналистом. Я инженер. Думаешь, мы сможем прокормить и обучить половину футбольной команды?

– Я не работаю журналистом. Я являюсь журналистом.

Она закатила глаза и шумно вздохнула, как делала каждый раз, когда понимала, что неправа, но не желала этого признавать. Хотя некоторые из её доводов на первый взгляд казались не лишёнными смысла, большинство всё же представлялись полной чушью. Тем не менее, переубедить её мне не удалось.

В конце концов, мы достигли компромисса и сторговались на одном. Возможно, тут была и моя вина. Наверное, я ошибся и слегка переоценил её умственные способности. Оставалось только надеяться, что ребёнок пойдёт в меня.

Искренне Ваш,

Продавец свободы

*Schizophyllum commune (Щелелистник обыкновенный) – древоразрушающий гриб, известный тем, что имеет не менее 23 328 разных полов, каждый из которых совместим с 22 960 разными полами в популяции.

Verschlimmbessern или Хотел как лучше

Под начальством Краузе я трудился уже несколько лет, но, каждый раз заходя в его кабинет, чувствовал, как тело парализует от благоговения. В конце концов именно благодаря ему я стал настоящим журналистом, работающим «в полях» на постоянной основе. К тому же, редакции удалось наладить агентурную сеть едва ли не по всему городу, и вести о происшествиях порой до нас доходили раньше, чем до полиции. Чаще всего это были ограбления, дебоши и мародёрства, однако этот раз стал неожиданным исключением.

Коллеги, все как один опытные журналисты, благословлённые патологической апофенией. Однако даже они нередко подшучивали над моим умением раскапывать самые интересные истории. Вскоре в офисе появилось присловье, что, якобы нет смерти без меня. В каком-то смысле они были правы, хотя мёртвое тело я впервые увидел именно тем вечером.

По дороге к месту преступления я ожидал от себя какой угодно реакции. Перебрав все возможные варианты, оценил их вероятности, однако, как обычно и случается в подобных ситуациях, произошло то, о чём я даже и помыслить не мог.

Меня не рвало, даже не тошнило. На самом деле я вообще ничего не чувствовал. Передо мной лежал обычный человек. У него не вываливался язык, кожа не покрывалась фиолетовыми пятнами и не сходила кусками. Из необычного я заметил разве что распухшее лицо. Увидев такого человека на улице, ваш покорный слуга справедливо бы предположил, что он попросту пьян. Потому что пьян он как раз таки и был.

Я пытался убедить себя, что он больше уже никогда не встанет, но чувство отвращения никак не приходило. Я наклонился и пару раз щёлкнул затвором.