Если оппонентов охватывает страх, их одолевает угроза опасного фантома, значит, должен появиться другой подход. Кажется, что мы вообще не участвуем в публичных дебатах, именно потому, что в зале нет текста, нет соглашения о терминах, а страх и ненависть заполонили пространство, где должна процветать критическая мысль. Это призрачная сцена. Говоря о "фантазматической сцене", я адаптирую теоретическую формулировку Жана Лапланша, покойного французского психоаналитика, для размышлений о психосоциальных явлениях. Для Лапланша фантазия не просто продукт воображения - полностью субъективная реальность - но в своей наиболее фундаментальной форме должна быть понята как синтаксическое расположение элементов психической жизни. Фантазия, таким образом, не просто порождение разума, подсознательная мечтательность, но организация желания и тревоги, которая следует определенным структурным и организационным правилам, опираясь как на бессознательный, так и на сознательный материал. Я бы предположил, что организация или синтаксис снов и фантазий одновременно социальны и психичны. Хотя Лапланш интересовался младенчеством и формированием оригинальной фантазии, я задаюсь вопросом, можем ли мы использовать некоторые аспекты его взглядов для понимания антигендера как фантазматической сцены. Я полагаю, что мы сможем лучше реагировать на это движение и его дискурс, если сформулируем вопрос таким образом. Ведь когда сцена уже разыграна, и нечто, называемое гендером, воображается действующим на детей или воздействующим на общество гнусными и разрушительными способами, "гендер" заменяет собой сложный набор тревог и становится сверхдетерминированным местом, где собирается страх разрушения.
Этот фантом можно обнаружить в широком спектре движений против прогрессивного законодательства. Он присутствует в основной повестке дня тайваньского национализма Chris и в президентских платформах на французских выборах; он присутствует не только в митингах в защиту европейской расовой чистоты, национальных ценностей и "естественной семьи", но и в консервативной критике Европы и ее гендерной политики, то есть ее неолиберальных программ. Где бы ни действовал этот фантом, он приносит с собой садистскую эйфорию от освобождения от новых этических ограничений, очевидно, навязанных феминистской и ЛГБТКВ+ повестками или их апологетами мейнстриминга. Примечательно и тревожно то, как эта моральная кампания наслаждается экспериментами с различными способами отрицания самого существования других, лишения их прав, отказа от их реальности, ограничения основных свобод, участия в бесстыдных формах расовой ненависти, контроля, унижения, карикатуризации, патологизации и криминализации этих жизней. Ненависть разжигается и рационализируется моральной праведностью, а все те, кто пострадал и был уничтожен ненавистническими движениями, выставляются в качестве истинных агентов разрушения. Эти проекции и инверсии структурируют призрачную сцену "гендера". В связи с этим у нас возникает два насущных вопроса: Кто кого уничтожает? И как формы совместного и нарастающего морального садизма выдают себя за добродетельный порядок?
Задача состоит не только в том, чтобы выявить ложь, но и в том, чтобы ослабить силу фантома распространяться и убеждать, а также создать другое воображаемое, в котором объекты антигендерного движения объединяются друг с другом, чтобы противостоять тем, кто уничтожает их право жить в мире, пригодном для жизни и свободном.
Фантазматическая сцена - это не то же самое, что фантазия, которая может возникнуть у вас или у меня в момент рассеянности. Это, скорее, способ организации мира, порожденный страхом перед разрушением, ответственность за которое возлагается на гендер. И все же, пытаясь изгнать термин и его предполагаемые последствия из мира, антигендерное движение явно наносит вред, стремясь уничтожить практики, институты и политику, которые пытались пересмотреть и расширить свободу и равенство - то есть те, которые предоставляли большую свободу жить открыто, дышать свободно, не опасаясь нападения, чувствовать, что человек занимает равное место в обществе наряду с другими.
Подумайте об утверждении, что "гендер" - каким бы он ни был - ставит под угрозу жизнь детей. Это мощное обвинение. Для некоторых, как только обвинение произнесено, оно становится правдой, и детям не угрожает опасность, а активно причиняется вред. Когда делается такой быстрый вывод, остается только один выход: Остановить вред! Уничтожить гендер! Страх, что дети пострадают, страх, что семья или собственная семья будет разрушена, что "человек" будет демонтирован, включая мужчин и людей, которыми некоторые из нас являются, что на нас обрушится новый тоталитаризм, - все это страхи, которые очень глубоко переживают те, кто посвятил себя искоренению гендера - слова, концепции, научного поля и различных социальных движений, которые он стал обозначать. Эти страхи, как я предполагаю, объединены в воспалительный синтаксис.
Борис Александрович Тураев , Борис Георгиевич Деревенский , Елена Качур , Мария Павловна Згурская , Энтони Холмс
Культурология / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Детская познавательная и развивающая литература / Словари, справочники / Образование и наука / Словари и Энциклопедии