Who's Afraid of Gender?

Провозглашение правительства было своевременным, но не попало в цель. Оно пыталось повлиять на ход рассмотрения Верховным судом решения по делу "Босток против округа Клейтон", которое должно было определить, будет ли Закон о гражданских правах 1964 года защищать геев, лесбиянок и транссексуалов от дискриминации по половому признаку. Хотя Трамп, несомненно, рассчитывал на верность своих недавних назначенцев, не все из них действовали так, как он, видимо, ожидал. В итоге администрация Трампа не согласилась с достоинствами его плана и отказалась от предложенной политики. Все их усилия по переопределению гендера как пола и закреплению значения пола с помощью гениталий и просторечия должны были помешать целым классам людей искать защиту от гомофобии или трансфобии. Остается неясным, считало ли правительство, что эти истцы должны оставаться незащищенными от дискриминации или просто найти другие законные или не законные средства для отстаивания своих требований. Давало ли правительство сигнал тем, кто дискриминирует, что они могут свободно это делать и что то, что другие называют дискриминацией такого рода, на самом деле является законным проявлением свободы самовыражения? Однако стало очевидным то, что Трамп бросил вызов прогрессивным юридическим требованиям со стороны сообщества ЛГБТКВ+, пытаясь завладеть силой определений: Что такое пол? Что такое гендер? Стратегия была ясна: не может быть дискриминации по половому признаку, если "пол" определяется таким образом, что трансы, квиры, лесбиянки, геи и интерсексуалы не подпадают под это определение.

Свобода дискриминации должна была быть обеспечена официальным утверждением, что гендер - это не что иное, как пол. Если бы это утверждение было успешным, то гендер был бы не нужен, а дискриминация тех, кто отклоняется от изначальной половой принадлежности, понималась бы как свобода. Администрация Трампа дала лицензию фанатикам, подтвердив не только то, что гомофобные и трансфобные практики должны процветать без вмешательства закона и что те, кто стал объектом таких практик, должны оставаться незащищенными от тех, кто действует против них, часто с применением насилия, но и то, что правительство отныне бросит их на произвол судьбы. Люди ЛГБТКВ+ не должны были восприниматься как имеющие равную защиту перед законом, потому что они не равны, и они не идентифицировали себя в терминах, которые были бы приняты "простыми" людьми. Не нужно никаких новых слов или терминов, достаточно просто говорить. И все же государственная политика решает, какой должна быть "простая речь". Мы можем спросить: это государственная речь или обычная речь? Что подвергается нападкам - теоретическая речь или новые термины для обозначения гендерной идентичности и самовыражения? Проблема в том, что новые способы говорить, включая новые формы гендерного самоопределения, используются все чаще и входят в обычный язык, даже бросая вызов его грамматике, как мы видим, например, в случае с расширением использования множественного числа местоимения "они"? Если такие языковые практики становятся все более общепринятыми, они меняют термины "простого" языка - в некоторых кругах они даже могут быть приняты как просторечие. Что считать простым языком, зависит от региона и истории, поэтому ничего удивительного в этом нет.