Why Me?

- Признаюсь, - воскликнул Георгиос Скукакис.- Это сделал я!

5

Мэй сидела в гостиной и, щурясь сквозь сигаретный дым, отвечала на вопросы теста из последнего журнала Космополитен. Открылась входная дверь, вошёл Дортмундер. Она перевела взгляд на него и спросила:

- Как прошло?

- Нормально. Ничего особенного, а как твой фильм?

- Славный. Действия разворачивались в скобяной лавке в 1890 году в штате Миссури. Снято красиво. Потрясающее ощущение того времени.

Дортмундер не разделял увлечение Мэй по поводу фильмов; вопрос был задан только из вежливости.

- А у меня вошёл владелец, когда я был внутри магазина, - сказал он.

- О нет, и что произошло?

- Ну, я думаю, что он был владельцем. Зашёл с двумя парнями. Болтались попусту с минуту, затем ушли. Даже свет не включали.

- Странно. Она смотрела, как он опустошал карманы, выкладывая на кофейный столик браслеты и кольца.

- Неплохой улов, - сказала Мэй.

- Я и для тебя кое-что захватил. - Он вручил ей часы - Надо нажать кнопку сбоку.

- Отлично. Очень красивые. Спасибо, Джон, - сказала она, нажав кнопку.

- Ты так считаешь?

Она нажала кнопку снова. – Они показали десять минут седьмого.

- Да? – уточнил Дотмундер.

- Как настроить время? – спросила Мэй.

- Я не знаю, - сказал Дортмундер – инструкции не было, часы лежали на витрине.

- Ладно, я разберусь, - сказала она. Повертев их, она снова нажала кнопку. Облако сигаретного дыма окутало её голову от дюймового окурка в углу рта. Она положила часы, достала ещё одну мятую сигарету из своего серого жакета, и прикурила её от окурка, висевшего на нижней губе.

- Ты что-нибудь хочешь, спросил Дортмундер.

- Нет, спасибо, я сыта.

Дортмундер ушёл на кухню и вернулся с бурбоном, водой и небольшим белым полиэтиленовым пакетом.

- Разобралась с часами?

- Я посмотрю позже, - нахмурившись, она посмотрела на очередной вопрос теста и прочитала - "Ты считаешь себя очень зависимым, в какой-то степени зависимым, слегка зависимым или вообще не зависимым?"

- Всё зависит от обстоятельств. - Он стал на колено около журнального столика, поднёс пакет и скинул в него весь улов. – С утра занесу это Арни.

- Энди Келп звонил.

- Он поставил телефон с автоответчиком.

- И просил позвонить ему завтра утром, - сказала Мэй.

- Даже не знаю, хочу ли я постоянно общаться с машиной. – Он закрутил пакет, завязал его и положил на столик, взял часы и нажал на кнопку. Розовые светодиодные цифры показали 6:10:42:08. Он повертел часы, и снова нажал: 6:10:42:08.

- Хм, - сказал он.

- Я бы сказала, довольно зависимый, - сказала Мэй.

Дортмундер зевнул. Положил часы и сказал:

- Разберусь с ними утром.

- Я имела в виду, - сказала Мэй, - никого нельзя назвать полностью независимым.

6

Малкольм Закари обожал свою работу, работу агента ФБР. Когда он вышел из машины, то захлопнул дверь не как обычный смертный, а как фэбээровец: шаг, поворот, хлопок, плавное движение, напряжение мышц, твердое и решительное, изящное на каждом этапе его мужественного пути. Малкольм Закари вышел из авто как истинный агент ФБР, выпил кофе как настоящий сотрудник ФБР и спокойно сидел, как и полагается фэбээровцу. Прекрасное чувство; оно развивало его самосознание, доставляя физическое удовольствие. Это как внезапно заметить себя по кабельному ТВ в витрине магазина. Оно сопровождало его в течение всей жизни, везде и во всем, чтобы он он делал. Мужчина чистил зубы как агент ФБР – плечи прямые, локоть поднят высоко и скользит влево и вправо, тчик-тчик, тчик-тчик. Он занимался любовью как агент ФБР – лодыжки вместе, опираясь на локти, гм-фу, гм-фу.

Он, Малкольм Закари, как настоящий фэбээровец, задал вопрос подозреваемому, который в текущей ситуации повел себя совершенно непредсказуемо. Закари не мог припомнить ни одного подозреваемого, кто сознался бы так быстро как Георгиос Скукакис и ни одного, кто бы так быстро перестал давать показания. Одно заявление - «ФБР, г-н Скукакис. Агент Закари» - и подозреваемый «открыл огонь» словно десантное судно: «Признаюсь! Это сделал я!». Но затем последовал следующий вопрос – «Нам нужны имена ваших сообщников» - и десантный корабль сразу же прекратил атаку и застыл на месте.

Закари понятия не имел, что пошло не так, его понимание людей отставало от его самосознания. Он не знал, насколько хрупок и неустойчив был самообман Георгиоса Скукакиса, который он, Закари, разрушил одним только своим появлением. Не догадывался он и том шквале эмоций, который захлестнул бедного человека сразу после того как он выпалил свое признание: унижение, презрение к самому себе, сожаление, ужас, отчаяние, осознание того, что сейчас, он раз и навсегда все разрушил и нет надежды, что когда-нибудь ему удастся исправить допущенную ошибку.

- Нам нужны имена ваших сообщников.