Одри поёрзала. Руки затекли и теперь ныли, не давая как следует сосредоточиться на мыслях, собрать их во что-то более или менее понятное.
— Девятнадцать. Исполнилось четыре месяца назад.
— И что папочка подарил тебе на день рождения?
— Яхту, —буднично ответила Одри, будто каждая девушка получала на свои девятнадцать что-то подобное.
— Ух ты-ы! И где-е она?
Одри пожала плечами.
— Нечаянно утонула.
«Пшшш», — Одри изобразила скованными руками тонущий корабль, идущий на дно. И прошептала:
— Как Титаник.
— Сколько же миллионов ты утопила?
— Почему сразу утопила? — возмутилась Одри, будто отчитывалась перед отцом. — Она сама.
— Ну конечно! Яхты же тонут каждый день, ма-аленькие де-авочки топят их как розовые мечты в суровой реальности. Та-ак?
Одри насупилась. Взбучку ей тогда устроили такую, что мама не горюй. Головомойка была просто крышевыносящая, а Одри закатывала глаза и держала оборону: «Это не я!» Может быть, папочка и поверил ей или сделал вид, что поверил, но уж кого не обмануть, так это Альфреда. Он лишь спросил: «Зачем ты так с ним?» Затем.
А через месяц она сняла кругленькую сумму со счёта и сбежала, не встретив на пути особых сложностей. Всё как всегда: Одри отвезли в университет, но уже днём она сбежала с занятий прямиком в банк. Её не сразу хватились, потому что до этого она ни разу не сбегала. Комнатная домашняя девочка, привыкшая получать всё по каждому капризу. Наверное, так всё и было, но Готэм перевернул её мировосприятие. Оказывается, здесь нельзя просто выйти и отправиться гулять, проехаться на метро и заявиться на работу к отцу. Всё было под какими-то сумасшедшими запретами. Не дыши, не живи, не ходи туда, не езди сюда, не делай того, не смотри так. Кошмар, а не жизнь.
Одри хватило на три месяца. Она откровенно скучала на званых вечерах в чью-нибудь честь. Очередной старпёр или очередная богатенькая кошёлка. Ску-учно. Одри подменяла шампанское на воду, но самый шик — разлить по бокалам водку вместо игристого вина и наблюдать за реакцией снобов. При этом она делала невозмутимое лицо. «Водка? У вас в бокале? Да вы что?» Какая прелесть.
Папочка сердился. Альфред закатывал глаза, а Одри сбегала к гостям, в самую толпу, от долгих нудных разговоров. Она ненавидела эти званые ужины. И чтобы побесить всемогущего Брюса Уэйна, приходила на них в кедах, в старых потёртых джинсах или драных лосинах, в вытянутых майках, а в уши втыкала музыку, и «Guns N’ Roses» скрашивали её одиночество.
— И с кем ты жила в Тауншипе? С мамочкой?
— Мама умерла, когда я была совсем маленькой. А в ссылке я жила с Ребеккой, гувернанткой, и с Тодом.
— То-од? Кто такой То-од? — Джокер всплеснул руками.
— Это долгая история.
Он исподлобья посмотрел на Одри и улыбнулся уголком губ.
— А мы с тобой никуда не торопимся, красавица.
Одри поджала под себя ноги и зачесала непослушные волосы назад.
— У папы был компаньон, давно, я ещё была маленькой, и мистер Бойер ввязался в какую-то мутную авантюру. Он очень подвёл папу, кажется, в этих разборках потом даже Бэтмен фигурировал. Видимо, настолько всё было плохо, и когда мистера Бойера посадили в тюрьму, мой отец принял решение забрать его сына к себе на воспитание. Как во времена викингов, я об этом читала. В Англии, кстати, такое тоже практиковали. Это такие гостевые заложники. Мы росли вместе, папа готовил его к какой-то должности в своей компании.
— Какая печальная история, — наигранно удивился Джокер. — То есть па-поч-ка хотел тебя выдать замуж за этого… как его… Тода.
Одри скривилась.
— Что? Нет! Нет! Тод ужасно скучный, он как папино окружение, такой же весь правильный. Просто обожал ходить в оперу, ни одного сезона не пропускал и меня таскал с собой, — Одри закатила глаза и процедила сквозь зубы: — Отец настаивал, чтобы я ходила.
Одри смолкла, вспоминая те долгие часы, растянутые на целые века. Как она не могла дождаться, когда уже Отелло задушит Дездемону, когда они все друг друга передушат и можно будет спокойно уехать домой. Какие-то истеричные мамзели даже умудрялись пустить слезу, чуть громче, чем требовалось, чтобы окружающие их мужчины тут же бросились утирать фиалкам слёзы, целовать их руки и вообще вести себя как полные болваны.
— Пришлось ходить, но при условии, что будем сидеть на балконе в первом ряду. Я покупала попкорн в соседнем кинотеатре и стреляла им по головам внизу. Представьте себе: сидят эти хлыщи, на сцене душераздирающее пение очередной актрисы, и тут — бах! — меткий удар сверху, — Одри кусала пальцы, уносясь всё глубже в воспоминания. — Тод… Папа не мог так со мной поступить. Это же… Ужас. Фу.