Он прижал Марию теснее — не хотел смотреть ей в глаза. Ему и самому снились жуткие пересохшие глаза Магдалины, ее порванный рот и изломанное тело. Но кому-то теперь надо было быть сильным. Сейчас это был он.
— Да, — она покивала. — Мне предлагают место…
— Соглашайся! — Готтфрид отстранился и заглянул ей в лицо.
— В гестапо, — выдохнула Мария и отвела глаза.
Готтфрид вздрогнул.
— Это… хорошо, — неуверенно протянул он.
— Под прикрытием.
— И ты сейчас мне об этом говоришь! — укорил ее Готтфрид.
— Я не хочу недоверия между нами, — Мария упрямо повела плечами. — И потом… Мне предлагают служебную квартиру.
Она высвободилась из его рук и принялась мерить шагами комнату.
— Я не хочу! Я хочу жить с тобой!
Готтфрид потер затылок. Вместе жили женатые пары, а это было редкостью; они вполне могли приходить друг к другу, для этого вовсе не обязательно было жить вместе.
— Готтфрид, — Мария подошла к нему и обняла. — Разве мы не можем пожениться?
Он отвел глаза. Он толком и не думал об этом, но, похоже, Мария была иного мнения.
— Разве ты не хотел бы? Жить семьей, — она замолчала и отпрянула. — Мне не стоило. Прости. Как только мне дадут ключи, я перееду, Готтфрид.
— Скажи, ты не знаешь, все спокойно? — перевел тему Готтфрид. — Восстание… А официальные новости молчат.
— Спроси об этом у своего Алоиза, — бросила она. — Он осведомлен лучше меня.
— Мария! — Готтфрид поймал ее за локоть, когда она уже отвернулась и направилась к шкафу. — Я не имею представления о том, что нам надо сделать, чтобы пожениться! Ты же знаешь, это почти не принято.
— Штайнбреннеры женаты, — возразила она.
— Они — другое дело, — Готтфрид выставил ладони вперед. — Потому что он правильный, а Вальтрауд вообще…
— Ты не хуже! — возразила Мария. — Ты так и не понял? Ты ничем не хуже Штайнбреннера! И твой обожаемый Алоиз сидит там же, где Вальтрауд! Но если ты не хочешь…
— Хочу! — горячо возразил Готтфрид. — Как только меня выпишут, я все узнаю!
— Тогда у меня тоже есть некоторые сведения, — смягчилась Мария. — Как раз от твоего Алоиза. Он тебе, кстати, передавал привет. И настоятельно требовал следить, чтобы ты пил все выписанные тебе медикаменты.
Готтфрид виновато улыбнулся — поначалу он и правда пытался прятать чертов бром куда подальше, но Мария неустанно следила за тем, чтобы он пил всю горсть предписанных таблеток и собственноручно ставила ужасно болезненные витаминные уколы.
— Зараженные продолжают требовать, чтобы им дали полноправный статус граждан и принимали в Партию. Но, судя по всему, они все-таки найдут компромисс. Конечно, ни о какой Партии, по крайней мере, ее основном блоке, речи идти не может. Но мутантов собираются снарядить на определенные работы. Говорят, это идеальная рабочая сила при правильном стимуле — они очень сильны и… — Мария замялась.
— Тупы как пробки, — закончил за нее Готтфрид.
— Ну, — она улыбнулась, — в точку. Думаю, Вальтрауд, как опытный кукловод, их додавит. Там как раз еще та гром-баба в агиткоманде, а она, говорят, пламенные речи толкает. Когда трезвая.
Готтфрид вышел на балкон их с Марией квартиры. Они переехали туда чуть меньше года назад, но он никак не мог привыкнуть к новой обстановке: она ничем не напоминала привычные аскетичные условия прежних казенных квартир и казарм. Во-первых, там было целых три комнаты: отдельная кухня, просторная гостиная и уютная спальня; во-вторых, прямо в квартире располагался не только туалет и душ, но даже стояла самая настоящая ванна — впрочем, чистая дерадизированная вода все равно оставалась жутким дефицитом, поэтому ванна скорее напоминала ненужный предмет роскоши; а в-третьих, само убранство квартиры больше походило на старый дом его родителей в Мюнхене, тот, где они жили еще до Катастрофы. А еще и балкон. С каменной балюстрадой, просторный, и вид с него открывался совершенно фантастический: на одну из главных площадей Берлина. Алоиз, правда, сетовал, что из квартир в той части здания, где обретался он, вид был еще лучше, но выхлопотать для четы Вебернов квартиру получше ему не удалось. Готтфрид, правда, и так чувствовал себя неловко — он предпочел бы жить в обычной казенной квартирке, но Алоизу об этом не говорил ни слова, тот и так для них сделал все возможное и невозможное. Да и Марии, похоже, нравилось.
Готтфрид обернулся — сквозь панорамные окна он видел, как Мария накрывает на стол в гостиной. На ней было то самое серебряное платье, в котором он увидел ее впервые. Залюбовавшись ею, он направился внутрь.
— Не мешай мне, — строго проговорила она, раскладывая приборы на четыре персоны. — Лучше пойди вон, еще полюбуйся. Вернешься, когда придет твой Алоиз.
— Я помочь хотел, — рассмеялся Готтфрид.
Он уже привык к тому, что как только дело касалось приема гостей или какого-то небольшого торжества, Мария не подпускала его к хозяйственным хлопотам ни на шаг, но неизменно продолжал предлагать помощь.
— Все уже готово, — Мария критически осмотрела стол. — Можешь принести ведерко для льда из кухни. Лед в морозилке. Все равно они будут с минуты на минуту.