— Отключены, — пояснил Алоиз, стараясь смотреть только на Готтфрида и Марию. — Давайте живее. Иначе отосланные нами якобы по чрезвычайному происшествию гестаповцы вернутся — и нам несдобровать.
— Не так уж и якобы, — ухмыльнулся Тило. — Думаю, они сегодня встретят на средних уровнях очень специфических личностей.
— О чем ты? — тряхнул головой Алоиз.
— Мы в наручниках, — подала голос Мария. — Или помогите нам от них избавиться, или уходите. Если вас здесь застанут…
— Пока — не застанут, — авторитетно пообещал Алоиз. — Тило, у тебя же был ключ.
Тило вздохнул и извлек из кармана связку. К первой он подошел к Марии.
— Как вы здесь оказались? Что это была за странная трансляция? Почему не работают камеры, и куда мы пойдем? Как ты вообще попал сюда? — Готтфрид не мог остановить поток льющихся из него вопросов, он неожиданно ощутил себя любопытным ребенком, которому жизненно необходимы ответы на все.
— Они нагрянули вечером субботы, — выдохнул Алоиз. — Сразу после того, как ты ушел к Марии. Обыскали мою квартиру, — он усмехнулся. — И нашли дневник твоего отца, листы и антирадин. Я не говорил им о тебе ни слова, дружище. Но первым взяли не меня, — он отвернулся и уставился в стену.
Готтфрид потерял дар речи. Так вот куда подевался дневник его отца! Вот же Алоиз — нет бы его предупредил!
— Как ты выбрался? — Мария встала с кушетки и откинула за спину спутанные волосы.
Готтфрид, над замков наручников которого теперь колдовал Тило, залюбовался Марией: гибкая, сильная, несломленная. В ее голосе явно слышалась готовность к борьбе, и Готтфрид в очередной раз задался вопросом, что же из того, что она говорила раньше — правда, а что — ложь. Он вспомнил, как она признавалась ему в любви, думая, что он спит, и расплылся в дурацкой счастливой улыбке — уж это-то точно было правдой.
— Это слишком долгая история, — покачал головой Алоиз. — Если выпутаемся — закатимся в ваш “Эдельвейс”, выпьем там как следует, тогда и расскажу. А если нет — так и какая разница?
Тило хмыкнул и освободил запястья Готтфрида от натирающих браслетов. Тот потер изрядно покрасневшую от соприкосновения с металлом кожу.
— Быстро, — цыкнул Тило. — Переодевайтесь!
В тюке лежало два комплекта партийной медицинской формы. Женской. И темно-синий мундир криминальинспектора. А еще два автоматических пистолета, несколько магазинов, два ремня с круглыми пряжками, противогазы и наушники.
— Я не знаю, что из этого подойдет тебе по размеру, — виновато пожал плечами Алоиз. — Там вторая женская форма с брюками…
— Мой лучший друг — идиот, — застонал Готтфрид, стягивая грязный китель и замаранную сорочку. — Может, ты мне еще чулки принес? С поясом?
— Одевайся быстрее!
Мария абсолютно безо всякой стыдливости сбросила с себя костюм, в котором была, и принялась натягивать медицинскую форму. Готтфрид на секунду отвлекся на Тило — тот пожирал Марию глазами, и Готтфриду отчаянно захотелось воткнуть в эти самые глаза что-нибудь острое.
— Сойдет, — резюмировал Готтфрид, завернув штанины брюк и запихав их в сапоги.
— Ну, как бы тебе сказать, — Алоиз потер подбородок. — Плотнее ремень затяни, только на пряжку не нажимай. Выглядишь, как фюрерюгендовец в форме отца.
— Оружие? — Мария деловито протянула руку.
Одетая, с собранными в аккуратный пучок волосами — и только как, Готтфрид не видел ни одной заколки! — она выглядела неотличимо от партийных женщин.
— Автоматы. Для вас, — Тило кивнул на тюк.
— Готовы? — Алоиз переминался с ноги на ногу.
— Магдалина, — жестко сказала Мария.
— Заботиться надо о живых, — отрезал Тило. — Быстро, я закрою камеру. И да, вот ваши пропуска, — он выдал им два бейджа с магнитными картами. — Но лучше бы нам никому не попадаться на глаза.
— Сюда, — указал Алоиз. — А теперь следуйте за мной. Огонь открываем только в самых крайних ситуациях. Тут сейчас нет патрульных — все заперто с Центральной консоли. Все силы стянули в город, на средние уровни.
Они бежали за Алоизом следом. Тило был замыкающим, и Готтфриду это не нравилось — он не был готов подставить этому таракану спину. Но выбора не оставалось. Мария ступала твердо, уверенно сжимая Готтфридову ладонь, и он поражался ее стойкости и проникался к ней еще большим уважением и трепетом.
Впереди маячила какая-то внутренняя проходная. Часовой. Совсем молодой парень с едва пробивающимся светлым пушком над верхней губой козырнул и несмело спросил:
— Какова цель прохода в отсек В-2-08-Y?
— Всеобщая тревога, — небрежно отозвался Алоиз. — Давай, юнец, живее.
— По всеобщей проходят через B-2-11-X, — неуверенно возразил тот.
Готтфрид дернулся.
— Это ты что же… — Алоиз нахмурился. — Сомневаешься в правдивости моих слов?
Мундир криминальрата и тон Алоиза сделали свое дело: мальчишка сжался и замотал головой:
— Никак нет, херр криминальрат, просто я подумал, может, вы перепутали.
— Фамилия? Кто за тебя ответственный? Где он?
— Херр криминальрат, пожалуйста, — тихо проговорил мальчишка, лицо его пошло красными пятнами. — Не сообщайте… Всеобщая тревога… Всех вызвали… Проходите, — промямлил он, нажимая у себя какую-то кнопку.