Words Heard In Silense / Xena Uber (ЛП)

— Тише, малышка. Мы увидим, сможем ли мы снова исправить твоего папу. — Она повернулась к Джоко. — Ключ, пожалуйста, — прекрасно зная, что он должен быть.

Молча он передал его ей и освободил от пачки тихо плачущего ребёнка и многострадального щенка. Элизабет подождала, пока Джоко не окажется вне поля зрения Эми, прежде чем она отперла дверь и вошла в комнату. Она увидела его там, спиной к ней, как сказал Джоко, глядящего в окно.

— Привет, Чарли.

Чарли не шевелился и не признал свою запись. По напряжению в его теле она могла сказать, что он знал, что она там; он просто отказался отвечать.

— Вы гордитесь собой, генерал Редмонд?

Он не ответил.

— Ты разрушаешь свой дом и свою семью. Ребекка почти в истерике из-за беспокойства о тебе, и не говори мне, что ты не слышишь, как маленькая Эмили плачет из-за этой двери.

Слова Элизабет пронзили душу Чарли. Было ужасно слушать, как твою собственную смерть оплакивали до того, как тебя не стало. Если бы он мог просто быстро покончить с этим, всё было бы кончено, и они могли бы начать строить новую жизнь. Там был тот новый человек, которого, по словам Джоко, Ребекка наняла для работы с лошадьми. Из того, что мог сказать Чарли, человек выглядел хорошо, который явно был хорош с животными и которого, Чарли видел, заставил Ребекку улыбнуться.

— Вы дурак, знаете ли вы это? Всю свою жизнь вы надеялись найти это — жену и семью — и теперь у вас есть обе. Почему вы пытаетесь уничтожить это, Чарли? И вы тоже можете ответить мне. Я не уйду, пока ты не уйдёшь.

Чарли перевернулся на спину, вздрогнув, когда бинты потёрлись о его нежную, исцеляющуюся плоть и уставился на Элизабет.

— Посмотри на меня, Элизабет, и скажи мне честно. Буду ли я когда-нибудь снова целым? Смогу ли я когда-нибудь держать своих детей в этой руке? — Он поднял правую руку так далеко, как только мог, которая была на несколько дюймов выше кровати. — Я научу своих сыновей бегать и ездить с этой ногой? — Он фыркнул. — И, моя возлюбленная. Что она увидит, когда взглянет на моё тело? Увидит ли она ≪греческую богиню≫, которой она когда-то называла, или увидит калеку, пронизанную ужасными, уродливыми шрамами, которые больше не могут терпеть быть тронутыми из-за боли? Оставь меня, Элизабет. Чарли, которого ты знала, умер на станции Аппоматтокс.

— Ты… ты… — Элизабет попыталась сдержать свой гнев, но решила против этого. — Чёрт возьми, Чарли Редмонд! Ты хоть представляешь, сколько людей работало, чтобы спасти твою жизнь? Ты хоть представляешь, что когда ты был ранен, твои люди оплакивали тебя больше, чем когда был убит президент Линкольн? Чёрт, Чарли, мужчины, которые могли свободно уйти, когда было заключено перемирие, оставались в лагере до того дня, когда тебя отправили домой. И я так усердно трудилась, чтобы спасти тебе жизнь! Я должна была отнять твою ногу. Это вызвало у нас дни неприятностей, но мы были неутомимы в твоей заботе, чтобы ты не потерял её. Чёрт возьми! Чёрт возьми, ты считаешь свою жизнь само собой разумеющейся, когда так много мужчин и мальчиков потеряли свою… — Она так дрожала, что теперь она могла сделать всё, чтобы сопротивляться желанию дать пощёчину ему.

Чарли холодно посмотрел на неё.

— Ты должна была позволить мне умереть. — Он отвернулся от неё, чтобы возобновить бдение через окно.

Здесь была его мечта; он хотел, чтобы это было последним, что он когда-либо видел, так как он не мог смотреть в глаза Ребекке и знать, как ужасно он подвёл её.

— Как ты смеешь! Я врач, и моя первая клятва — спасать жизни. Ты можешь принять это как должное, Чарли, и тебе сейчас всё равно, но есть люди, которые любят тебя и хотят, чтобы ты был рядом. Ты можешь верить во что угодно. Тебе нравится, но не смей никогда говорить мне, что я должна была позволить тебе умереть!

Джоко, вернув Эми своей матери и отдав щенка на попечение полковника Ричарда, тихо вернулся в комнату. Он услышал последние слова и знал, что Чарли не ответит. Молча он взял Элизабет за руку и вывел её из комнаты, закрыв за собой дверь. Чарли лежал молча, глядя в окно, невидя, ослеплённый слезами, которые наполнили его глаза и промочили подушку.

***

Понедельник, 8 мая 1865 г.