X-avia

читать его стало так скучно? Или образности никогда и не было? Как резко меняется угол

видения или точка зрения, стоит перестать примерять ее на себя и льститься.

Мой издатель и душеприказчик Макс Брод наотрез отказывается печатать

свеженаписанное, пока я не изменю все имена. Он отказывается печатать

свеженаписанное, называя это «романтичной слизью с маринованных грибов».

- Соберись, К., - говорит мне Макс в Большом Городе, - ну соберись же, сколько можно

печалиться? Как там тебя зовет муж? Кэти? Так вот, соберись, Кэтрин. Возьми себя в

руки, Кэтринхен!

- Не смей произносить этот суффикс никогда в жизни при мне! – вскакиваю я из-за

стола в кафе. - Никаких уменшительно-ласкательных суффиксов! Никогда не смей

называть меня Кэтринхен, Кристабельхен, никогда, я ненавижу это слюнтяйство!

- Наконец-то! – радуется Макс, - а теперь запомни, К., что твоя книга в таком виде –

такое же слюнтяйство, как и «Кристабельхен».

Я лежу на ковре, в магическом круге блокнота, печатной машинки, телефона, плеера,

зеркала, ID-карты, пропускающей во все аэропорты мира, ключей от пикапа Toyota Hilux,

и клочьев моих выдранных расческой и пианинными пальцами белокурых прядей. Я

лучше вижу, все врачи это говорят. И кардиограмма лучше стала. Так было после ЭКГ, я

дошла до лечебницы в студеный мороз, доехала, они облепили меня резиновыми

присосками, датчиками и проводами, снег мягко падал за окном кабинета кардиолога.

Следующим утром, когда Клео летит в Бордо, на одном из переездов, экспрессом

проносясь мимо трезвонящей будки подле шлагбаума, пишу Дантесу текстологически

ценную смс «Heartbeat Frost»39, подразумевая морозный полдень на процедуре ЭКГ. А он

не видит. Он спрашивает, сдала ли я кровь, он сдал, успеет ли он вовремя пройти

39 Англ. «Мороз сердцебиения»

медосмотр, он не поэтизирует даже этот чертов медосмотр, никакого Heartbeat Frost,

никакого сходного видения, интеллектуального единства.

Клео бы двести раз и навсегда отключила телефон или выкинула бы его из окна своего

хрустального замка, да не может, вдруг позвонит диспетчер, вдруг телефонная трель

оповестит ее о будущих зарубежных командировках в Лондон, во Франкфурт, в Нью-

Йорк, на Бали, на Мальдивы, в Гонконг, куда угодно могут поставить, но только не в

Вену, туда в отделе планирования ее никогда по дьявола злобному умыслу не ставили ни

разу. Я лежу на ковре, и читаю «Смерть Автора» Ролана Барта. Все сравнивается с землей,

ровнее и ровнее, никакой пощады, ни-ни, никакой пощады, никакой художественной и

стилистической ценности, их никогда и не было, земля всегда была кругла, но,

непреклонно плоская, она разровняла весь рельеф, шпили и горы, все неровности, я же

пытаюсь хоть что-то реанимировать. Диспетчеры звонят Клео, Б. звонит Клео, Дантес

звонит Клео, я лежу здесь, и все время кто-то мне трезвонит. Это в дверь кто-то звонит,

это мой дверной звонок переливается железнодорожными колокольчиками.

* * *

Хлопнула входная дверь на первом этаже. Дворецкий открыл. Пришли ко мне. Конечно

же, то была она. Я ждала ее еще с начала повествования. Мы с ней должны были

встретиться рано или поздно. Она пришла взять реванш, неужели она все-таки сможет

меня убить? Моя гостья убьет меня сегодня, о да, посмотрите, она отомстит. С первых

глав этого ждала. И я упаду, о да, я снова упаду, подкошенная, на пол, как когда-то

давным-давно, вчера или позавчера, я упаду от ее удара, и оболью голову чернилами. Она

говорит про ее сына. Только ради детей и стоит восстанавливать справедливость с

помощью насилия. Мы ни разу не виделись в реальной жизни, мы должны были

встретиться лицом к лицу.

- Они убили моего сына, моего Сереженьку, - говорит мне Мира, сжимая в правой руке

пистолет, - теперь мне ничего не остается, кроме как убить их.

Я рада застать ее в таком воинственном настроении, поэтому тоже сразу перехожу к

главному:

- Убей заодно и меня. Мне некуда себя девать последнее время. Сделай как тогда, с

отцом. Пусть я умру, зато мой брат Аякс меня закопает.

Эту фирменную улыбку Миры в стиле «успокойся, крошка» я помню с самого

синкретического младенчества.

- К., перестань. Я здесь по другим делам. Мне нужно найти Хельгу Шмерц и Герберта

Ангст. Это для начала. А еще – дай мне ключи от машины и ключи от ваших Черных

Садов.

Я совершенно сбита с толку:

- Но там ведь больше никто не живет!

Мира продолжает смотреть на меня, как на умственно отсталую, и улыбаться:

- Я знаю.

Глава 29.

Конец авиакомпании «Schmerz und Angst»

«Now I’m not looking for absolution,

Forgiveness for the things I do.

But before you come to any conclusions –