XX век Лины Прокофьевой

В следующей главе я объясню, как случилось, что это письмо печатала именно я. Это не так уж важно, гораздо удивительнее, что спустя столько лет оно снова передо мной. Я, конечно, не помню точно текста, который я печатала, и мне кажется, что по нему прошлась ещё чья-то опытная не только в грамматике рука, он пестрит штампами и удобоваримыми доводами, написан в лучшем стиле и клише соответствующих организаций. Всё очень тонко. Чего стоит, например, присоединить к слову «интерес» прилагательное «нездоровый», и нужный накал верноподданических чувств достигнут! Также я думаю, что мы вдвоём написали скорее всего черновик письма. Перечитывая письмо теперь, я дивлюсь тому, что в сущности говоря всё в нём – правда. Лина Ивановна и не могла ни говорить, ни писать неправду и никогда не делала этого. Вся эта правда, конечно, совершенно претила нашим органам госбезопасности, и все факты должны были бы, как ни изложи их, вызвать полное раздражение. Но, видимо, имя Прокофьева всё же сыграло свою роль. Так или иначе, вот оно: