Лину Ивановну выпустили на свободу в 1956 году, и через какое-то время она снова появилась в нашем доме. И это тоже я приняла как должное, ни о чем не задумываясь, не расспрашивая, да никто и не стал бы мне ничего объяснять.
Новое появление Лины Ивановны и дружба с ней возникли, когда её старший внук – Серёжа – Сергей Олегович – был совсем малышом. Но прошло не так уж много времени, как он превратился в золотоволосого и синеглазого отрока легендарного русского типа, уже лет с пятнадцати сжигаемого пламенем веры. Преданный друг Авии, свидетель русского периода её жизни, он стал и моим близким другом. Я благодарна ему за тот рассказ об Авии, который услышала в январе 2004 года в Берлине, куда он прилетел для участия в антропософском конгрессе, а я, чтобы встретиться с ним. В этой беседе Сергей Олегович глубоко раскрывает неведомые нам и в то же время основополагающие стороны натуры Лины Ивановны. Он говорит, в частности, и о том отношении, которое сложилось у Лины Ивановны к России, и о её религиозном чувстве, о многом другом, что было известно только ему. Они часто приходили к нам вместе, – эта пара сражала окружающих наповал. Может быть, мы видели бы их гораздо реже, если бы не то обстоятельство, что мы жили в одном и том же доме, „доме композиторов“, через подъезд. Навещая Серёжу, Лина Ивановна заходила и к нам. Она очень любила внука, гордилась им, поддерживала во всех его отнюдь не обычных начинаниях. Я чувствовала, что в их отношениях крылись очень серьёзные основы, более глубокие, чем обычное отношение красавицы бабушки к красавцу внуку, – их объединяла глубокая духовная общность. Я познакомилась с шестилетним Серёжей, когда мне было двадцать четыре года. Очень вскоре он стал поражать меня вот уж поистине „лица необщим выраженьем“, кругом интересов, совсем нетипичных для детей и взрослых из моего окружения. Вскоре нас объединяла уже искренняя и глубокая симпатия. Для меня неестественно при всех его заслугах называть его Сергеем Олеговичем, на „Вы“, – надеюсь, читатель простит мне эти знаки долгой дружбы.
– Я помню Авию с очень раннего возраста и уже как члена нашей семьи. Мне было два с половиной года, когда она вернулась из лагеря. Мама была тогда замужем за моим отцом Олегом Прокофьевым, и Авия, уже восстановленная во всех своих правах после лагерей, бывала у нас очень часто. Конечно, мне трудно сформулировать мои ранние впечатления, могу сказать, что она была человеком ярким, блестящим, остроумным, бросалась в глаза, всегда оказывалась в центре внимания, вносила в любое общество свежую струю, обладала притягательной силой, отличными манерами, врождённым аристократизмом, который помог ей достойно пережить все испытания. Она бывала на приёмах самого высокого уровня, в том числе на приёме у Королевы-матери Великобритании. Разбиралась во всех тонкостях этикета, от подходящего к случаю туалета до всех поклонов, книксенов, реверансов и так далее. Она учила меня, как надо улыбаться в тех обстоятельствах, когда улыбка ДОЛЖНА появиться: надо было как бы произнести „ззззз“. Я много раз пробовал, но у меня получалась какая-то гримаса. Я уж, конечно, не говорю, что она без акцента говорила на многих языках. Говорила увлекательно, захватывая собеседников собеседников содержательностью и блеском изложения. Она могла говорить на множество тем, будь то философия, религия или искусство, вплетая в разговор свои собственные воспоминания о муже, об интересных и выдающихся людях, которых она хорошо знала лично, о странах и континентах, где она бывала и жила.
Вообще же она была человеком рассказов, разговора, беседы, – не письма. Её очень трудно было заставить написать или записать что-то. Особенно в последние годы она в разговорах часто перескакивала с темы на тему, а когда я её переспрашивал, она возмущалась: „Ты меня совсем не слушал“. В конце жизни, когда многие журналисты пытались расспросить её о жизни, получить от неё ответы было нелегко.
С самого раннего детства и до моей юности она постоянно водила меня на концерты и в Большой театр, на оперные и балетные спектакли – вообще на все мероприятия, связанные с музыкой. Драматические театры не интересовали её в такой мере. Я очень благодарен ей за то, что с детства оказался приобщённым к музыке, слушал шедевры музыкального искусства в исполнении самых крупных артистов. После концерта или после спектакля она всегда вела меня в артистическую и представляла артистам. Так я познакомился с Дмитрием Шостаковичем, Святославом Рихтером, Иегуди Менухиным, Жаклин Дюпре, Рудольфом Баршаем, Олегом Каганом, Мстиславом Ростроповичем, Давидом Ойстрахом, Даниэлем Баренбоймом, Эмилем Гилельсом, Марией Юдиной, Леонидом Коганом… Благодаря ей я оказался завсегдатаем Большого зала консерватории.