XX век Лины Прокофьевой

В эти же дни Прокофьев проявляет чудеса своего мгновенного умения ориентироваться, касается ли это похода в ГПУ за паспортами, внимания к Красину, проявившему к нему доброту в своё время, а теперь отставленному из Персимфанса в пользу Росфила, интереса ко всем сколько-нибудь одарённым русским музыкантам всех возрастов, предложения и проведения благотворительного концерта в пользу беспризорных, репетиций с Линой, встреч с дальними родственниками и псевдо-родственниками, или баталий, развёртывающихся вокруг места рядом с Линой во время совместного фотографирования.

В первый раз – во время приёма, устраиваемого Персимфансом: каждый раз, когда объектив был уже открыт, Цуккер бросался в группу, чтобы попасть на снимок. Ему непременно хотелось сфотографироваться рядом с Линой, а друзья, угадывая его намерения, не давали ему этой возможности. Цуккер пробовал снова и снова.

Троюродные племянники Прокофьева Костя и Шура Сеженские в числе прочих нередко приходили повидаться с знаменитым дядей. Лине нравился Костя – она находила его трогательным.

Впоследствии я знала Константина Сеженского как заведующего редакцией камерной музыки на Всесоюзном Радио, он отличался высокой компетентностью и доброжелательностью.

Шура успевает обмолвиться, что у неё остались кое-какие фотографии родителей Прокофьева. Пташка настораживается. Все семейные фотографии погибли вместе с квартирой после ареста и теперь у неё цель – собрать у родственников и знакомых фотографии семьи Сергея Сергеевича из их альбомов.

В такой же кутерьме прошёл и ужин в Цекубу – клуб для улучшения быта учёных. После концерта в огромном зале поставили в ряд много столов, Прокофьев сидел между Асафьевым и Е. В. Держановской, Лина – рядом с Мясковским. Тосты, фотографии, здесь же Яворский, молодые композиторы. Держановский всё время старается сняться рядом с Линой. «Вообще он, Мосолов и другая молодёжь всячески за нею ухаживают». В разгаре пиршества Сергей Сергеевич и Лина решаются убежать. Их провожают аплодисментами. Добираются в Метрополь еле живые.

Многое поражало в Москве, и любимые маленькие особнячки в тихих переулках, как выяснилось, перенаселённые, с одной кухней на восемнадцать семейств, и племянница Мясковского, девица лет шестнадцати, вызвавшая глубокую неприязнь Лины. Она провела вечер с сёстрами Мясковского, где встретилась с этой юной яростной комсомолкой. Лина была в ужасе: девица нахваталась коммунистических лозунгов и не давала матери открыть рта, обвиняя её по любому поводу в буржуазных воззрениях. Превратив её жизнь в ад, она без зазрения совести жила на её счёт, ничего не делала и пропадала невесть где. Лина притихла и старалась не вмешиваться в разглагольствования барышни, которая, по словам Асафьева доводила до белого каления самого Мясковского, так что он кричал и топал, чего Прокофьев даже вообразить себе не мог.

Темп был набран высочайший: концерты, постановки, репетиции, выступления, встречи, приёмы, хлопоты об арестованном ни за что ни про что Шурике[32], встречи с коммунистическим суперменом, лукавившим с паспортами, бесконечные съёмки, приглашения в гости с каким-то невероятным угощением, – всё это отчасти привело к тому, что Прокофьев снова стал нервничать на концертах и очень от этого огорчался, так как в Америке сумел уже почти совсем избавиться от волнения перед игрой. Супругов взяли в оборот, до полного их изнеможения показывали Москву, возили в Кремль, («Пересекая Москву-реку в двух санках, я кричу Пташке, чтобы она оглянулась на Кремль, он весь залит солнцем и вид у него ошеломляющий»). Во встречах с супругами принимали участия самые высокие лица страны: Литвинов, замещавший Чичерина, Сергей Сергеевич называл его «великим аптекарем» и находил его внешность фармацевта совершенно не соответствующей проведённой им экспроприации тифлисского банка, его жена Айви, ставшая с той поры подругой Пташки, и находившая огромное удовольствие в общении с ней на английском языке, Луначарский и Розенель, Мейерхольд, Яворский, Голованов, Дикий.

С главным дирижёром и главным режиссёром Большого театра обсуждается постановка «Трёх апельсинов», ежедневно проходят концерты, все сочинения пользуются бурным успехом; вместе с С. Е. Фейнбергом Сергей Сергеевич играет на двух роялях своё переложение вальсов Шуберта. Зал воет. Тем временим и Лина нарасхват, и как экзотически очаровательная женщина, жена Прокофьева, и как певица. Все немножко влюблены в неё.