Рабочий ничего мне не говорит, пока привязывает катер, но я все равно его игнорирую. Я выросла с прислугой вокруг себя и научилась их с легкостью игнорировать. Не из-за самовлюбленности, а потому что это было правилом. Мне не позволялось разговаривать с людьми, несмотря на их статус, и это было тем, что я принимала всерьез. Джеймс даже имени моего не знал, пока я не сказала ему в то утро под пирсом. Он спрашивал меня тогда на пляже, когда стал Шестым, но я сохранила его в секрете, как и должна была.
Вообще-то ― мои мысли путаются, пока я проделываю путь через гараж к входу в головную часть корабля ― Ник видел, что я рисовала на песке. Я пыталась намекнуть Джеймсу, так что рисовала все музыкальные инструменты, которые могла вспомнить. Последней была арфа, и я надеялась, он угадает мое имя, когда посмотрит на нее.
Но пришел Ник, назвал меня «
Где я продолжила проводить день не с Джеймсом, как я думала, а с Винсентом.
Я не могла увидеть разницу.
Конечно, мне же было шесть.
Я открываю затвор и вхожу на яхту. Там лестница, так что я взбираюсь, потому что хорошо знаю, что не найду владельца внизу. На еще один этаж наверху тоже ведет лестница, я взбираюсь и по ней. На этом этаже есть палубы. Но нет той, что я ищу. Так что я поднимаюсь дальше наверх еще на один уровень. Это та еще огроменная лодка.
Я слышу мягкую музыку, играющую со стороны бара и, когда ступаю на палубу, вижу, как открывается сходной люк в комнату, уставленную гламурной современной мебелью.
― Вот и она, ― женский голос слева застает меня врасплох. Она среднего возраста, может, за пятьдесят. У нее темные волосы, высоко заколотые в экстравагантную прическу, которая контрастирует с пляжным нарядом. Она опускает свои солнцезащитные очки по носу и пялится на меня изумрудно-зелеными глазами.
― Харпер Тейт, ― воркует она, ожидая, что я пожму ей руку. Я делаю это на автопилоте, и ее хватка такая мягкая, как и кожа ладони. ― Наконец-то мы можем лицезреть золотое дитя.
Я делаю шаг назад.
― Простите, ― вежливо отвечаю я. ― Я здесь только помеха.
― Оу, ― снова воркует мать. ― Альберт, я на самом деле думаю, что твой сын пренебрег своими манерами, ― она смотрит мне через плечо, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть Альберта.
Я так рада, что стою спиной к матери, потому что Альберт ― старик в инвалидном кресле, пускающий слюни. Его голова склонена к плечу, а руки прикреплены на подлокотниках кресла с помощью липучек.
На нем слюнявчик.
Это. Отец. Джеймса.
Должностное лицо семьи Организации. И из того, что говорил мой отец, только эта семья соперничает с нашей по рангу. Верхушка Организации, как он называл моих будущих детей.
Я смотрю обратно на мать и снова сканирую ее взглядом, видя на это раз, какая она на самом деле.
― Мистер Альберт Финичи, ― начинает она, когда наблюдает за мной. ― А теперь скажи мне, что я могу для тебя сделать? ― Если мое сраженное наповал молчание заботит ее, она не подает виду. ― О, давай же, Харпер. Расслабься. Теперь мы практически семья. Мне говорили, ты нервная девушка. Выпей со мной и посиди на диванчике, ― она указывает на него, и я машинально бреду к месту.
Я не знаю, почему настолько застигнута врасплох. Я просто… поражена знанием, что во главе всего, за всеми этими зверствами стоит женщина.
― Как Винсент относится к тебе, дорогая? Хорошо? ― Я не отвечаю. ― И как твой отец? Сто лет его не видела, ― она улыбается и позволяет себе слабый смешок, пока бросает кубики льда в бокал без ножки за баром. ― Какой яд предпочитаешь?
― Что? ― спрашиваю я в ответ, выходя из ступора.
― Твой напиток, дорогая. Что бы ты хотела выпить?
― Воду в бутылке, пожалуйста.
Она снова смеется и смело наливает мне что-то из бутылки. Но это не вода.
― Попробуй это, ― она подходит ко мне, ее просвечивающийся халат развевается за ней, а шпильки босоножек цокают по деревянной палубе. В конце концов, моя няня была неправа. Туфли на шпильках идеально приемлемы для корабля.
Я поднимаю руку в жесте, что не могу принять напиток.
― Не могу, простите. Я сегодня приняла «Ативан», а мне не стоит пить, когда я принимаю таблетки.
― Оу, ― она по-новому смотрит на меня. Изучает меня. Будто пытается увидеть действие таблеток. Но спустя несколько секунд, относит напиток назад к бару и ставит его на каменную столешницу.
Думаю, тот яд, что она выбрала для меня, ей не по душе.
― Ты не любишь говорить, дорогая?
― Как? ― это все, что у меня получается произнести.
― Что как? ― она моргает, глядя на меня.
Я обдумываю свой выбор слов в данный момент.
― Как вы живете в мире с собой, зная, что вы отправили человека убивать?
Я могу сыграть в ее игру.
Ее улыбка исчезает, а челюсти сжимаются.