Ýòêèíä À. Âíóòðåííÿÿ êîëîíèçàöèÿ (Áèáëèîòåêà æóðíàëà «Íåïðèêîñíîâåííûé çàïàñ») - 2013.djvu

опубликовав обзор, в котором рекомендовал собственную вер­сию внутренней колонизации «варварского Востока». Соавто­ром Вебера в этой работе стал Густав Шмоллер, один из лиде­ров движения внутренней колонизации, но позже их пути разошлись. Как историк, Шмоллер опирался на пример прус­ского Drang nach Osten (натиска на восток) и подчеркивал роль программ переселения при Фридрихе Великом, которые он тоже считал примером «внутренней колонизации» (Schmoller 1886, Zimmerman 2006). Такая историческая ретроспектива, в значительной степени мифологизированная, была ключевым фактором для политических планов этих колонизаторов: ран­ние исторические прецеденты делали новейшие попытки ко­лонизации «внутренними», что должно было выгодно отличать их от британского империализма. Как мы увидим в главе 7, ис­торические примеры немецкой колонизации простирались да­леко на восток, до самой Волги.

Во время Первой мировой войны прусские сторонники внутренней колонизации предались «мечтаниям всемирного масштаба», стремясь к освоению оккупированных польских и украинских земель (Koehl 1953). Предназначенная обогнать Россию в ее собственном методе экспансии в сопредельные земли, вскоре и эта политика стала недостаточной для самых смелых мечтателей. Нацисты отвергли идею и практику внут­ренней колонизации. Планируя новое пространство в Восточ­ной Европе, прошедшей этническую чистку, Гитлер сравнивал этот проект с европейским завоеванием Америки (Blackbourn 2009; Корр 2011; Baranowski 2011). Отказавшись от наследства Бисмарка, которое обусловливало «внутреннюю колонизацию» неуправляемой и, наверное, не очень понятной ему политикой памяти, Гитлер делал выбор в пользу колонизации внешней, и не в Африке, а в Евразии: «Если Европе нужны земли, их мож­но получить только за счет России». Когда политические меч­ты обгоняли исторические прецеденты, различать между вне­шним и внутренним становилось излишним. Заостряя свою мысль, Гитлер называл планы внутренней колонизации еврей­ской идеей:

Ддя нас, немцев, лозунг «внутренней колонизации» катас­трофичен... Не случайно именно иудей всегда пытается внушить нашему народу такие смертельно опасные спосо­бы мышления... Без приобретения новых земель, одной внутренней колонизации... всегда будет недостаточно, чтобы обезопасить будущее немецкой нации (Hitler 1969: 125, 128).

Эффект бумеранга

В 1920-х итальянский марксист Антонио Грамши назвал отношения между двумя частями своей страны — югом и севе­ром — колониальной эксплуатацией. Он понимал сложность этой внутринациональной, даже внутриэтнической колониза­ции лучше, чем его предшественники. Ее культурный вектор Грамши назвал гегемонией; он отличался от политического вектора — доминирования, и экономического вектора — экс­плуатации. Все три вектора приходилось рассматривать по от­дельности, так как они были направлены в разные, а иногда даже в противоположные стороны. Экономически области Южной Италии стали «эксплуатируемыми колониями» севера, но в то же время культура юга сильно влияла на культуру севе­ра и даже вела ее за собой (Gramsci 1957: 28, 48). Во многих ситуациях внешней колонизации эти элементы власти сцепле­ны воедино, но благодаря особенной структуре итальянского колониализма, направленной вовнутрь страны, Грамши смог отделить их друг от друга. Пересмотрев марксистское учение о том, как экономический базис определяет надстройку, Грамши создал понятия гегемонии и доминирования, которые оказа­лись важными для культуральных и постколониальных иссле­дований. Созданные в Италии, они были применены в Индии и по всему миру (Guha 1997).

Рассуждая об отношениях между властью (которая в ее по­нимании близка к гегемонии) и насилием (доминированием), Ханна Арендт описала эффект бумеранга, который наблюдает­ся, когда имперское правительство переносит практики управ­ления, выработанные в колониях, обратно в метрополию. В кон­це концов насилие, употребленное против «подчиненной расы», обратится на самих англичан, которые станут «после­дней подчиненной расой», предсказывала Арендт. Однако она видела и то, что некоторые из высших чиновников империи (например, лорд Кромер) понимали опасность этого бумеран­га, так что на деле этот «ужасающий эффект» сдерживал их дей­ствия в Индии и Африке (Arendt 1970: 54). С ее колониальны­ми корнями, метафора бумеранга передает старый кантовский страх перед тем, что европейскими народами будут управлять так, как будто они, подобно дикарям, не способны управлять собой сами. Антропологи неоднократно подчеркивали роль колоний как «лаборатории современности», где испытывались новейшие технологии власти (Stoler 1995: 17). Однако, когда метрополии внедряли методы колониальной власти у себя дома, они надлежащим образом изменяли их функции. Хоро­шим примером является проект Паноптикона. Придуманный для фабрики, которую предприимчивые британцы хотели от­крыть в российской колонии на захваченной польской земле, в Англии этот дизайн пригодился для тюрьмы (см. главу 7).