You are not alone, brother (СИ)

В руке трикстера появляется узкий кинжал. Локи нежно гладит рукоять, вкладывает ее в ладонь старшего брата и обеими руками приставляет к своей груди. И Тор вдруг представляет, как блестящий клинок входит в тело брата. Кончик разрезает нежную кожу: рубиновые капельки крови, резкий удар, короткий стон…

Локи хрипловато смеется и чуть надавливает на руку старшего.

И разум возвращается, с ошеломляющей ясностью.

Тор отшвыривает оружие и прижимает мага к кровати.

– Что. Ты. Творишь?! – раздельно выговаривает он, глядя в затуманенные глаза брата, – ты потерял рассудок?!

– А ведь у меня почти получилось… – задыхаясь, роняет трикстер, – я почти внушил тебе!

– А ты не думал обо мне в тот момент, когда решил сделать это? – тяжело дыша, рычит Тор, – не думал, что станет со мной?

– Я думал, – голос младшего ровный, спокойный… и тихий. Невозможно тихий. – Тебе стало бы легче. Ты бы перестал, наконец, думать о том, что меня трахал целый год Бюлейст. Перестал бы думать о том, что я сошел с ума, о том, что пришел слишком поздно и в Йотунхейм, и в случае с Фандралом опоздал. Я же вижу, Тор, как тебе плохо. Наверное, даже хуже чем мне. Ты любишь меня. Не так, как нужно… И понимаешь это. И ничего не можешь сделать. И знаешь, что ничего не выйдет. Я думал об этом. Именно об этом. О том, что я теперь бесполезен. Так что я хорошо все понимаю, брат…

– Такие значит мысли в твоей голове? – спрашивает Тор, – так ты себя позиционируешь? Как ненужную вещь?

– Я начинаю забывать, Тор, – некрасиво усмехается Локи, – иногда, смотрю на свои руки и не понимаю, что происходит, – трикстер вытягивает перед собой ладони и смотрит на изуродованные жуткими шрамами запястья, – я смотрю на шрамы – и мне кажется, что до Йотунхейма ничего не было. Что я родился в той камере. И приходит мысль: вдруг все сон? Мое детство, моя жизнь до… Все сон. А была только камера и боль. Холод, одиночество… Я отчетливо помню твои руки. Как ты прижал меня к себе там, на льду. И тот поцелуй. Ты плакал, Тор. Твои губы были влажными и солеными. Ты никогда не прикасался ко мне так. Казалось бы, я был почти невменяем, почти мертв… Но помню. А вот, что было до, наше детство… Я забываю. Все стерлось. Как рисунок на стекле. И все чаще начинает казаться, если я продолжу жить, то забуду все до конца, и моим прошлым станет Йотунхейм. А я не хочу… – голос мага дергается, срываясь, и Тор видит ползущую по щеке Локи слезу. В тусклом свете свечи эта капля кажется чем-то инфернальным. Огненная капля на бледном лице. А трикстер справляется с собой и продолжает ровным глухим голосом, – и я подумал, что единственный выход – это смерть. Она остановит для меня время. Помнишь, мы учили, что если половины неких величин равны между собой, значит, равны и целые величины. Помнишь?

– Конечно. – Тор мягко дотрагивается пальцами до напряженной шеи брата. – Конечно, я помню.

– Да… Теперь скажи мне, ты согласен с тем, что полумертвый – это то же самое, что полуживой?

– Согласен, – менее уверенно отвечает Бог Грома, – все так.

– А если это так, то получается, мертвый эквивалентен живому, – Локи полубезумно улыбается, – и теперь, зная это… Неужели ты не отпустишь меня? Я ведь просто перестану мучиться, перейду в иное состояние.

– Локи… – Тор осторожно притягивает к себе брата, – Локи, ты не понимаешь, что говоришь. Пусть твоя теория верна, я, ты знаешь, плохо разбираюсь во всем этом… Но я ведь останусь один, Локи. Как я буду один?

– Ты переживешь, – маг горько улыбается. – Твоя жизнь бесконечна, брат. Ты забудешь о боли, которую испытаешь из-за моей смерти, потом забудешь меня… Все забывается. И у тебя все будет хорошо.

– У нас… У нас все будет хорошо! – до боли сжав хрупкое тело брата, шепчет Тор. – Ты поправишься, Локи. Обязательно!

– Я ведь не сказал тебе… Моя магия ушла, ее нет почти. Ее нет во мне, понимаешь? Я же наполовину йотун… И только магия соединяла эти две половины. А сейчас… мое тело разрушается. И душа… Именно поэтому уходит память. Я умру, Тор, – слегка пожимает худыми плечами Бог Безумия, – не знаю, сколько мне осталось. Может, две недели или месяц… Сначала, я ослабну, уже, в общем-то. Потом не смогу подниматься с постели, галлюцинации, видения, безумие… И смерть. Это страшно, брат. Некрасиво и долго. Ты будешь наблюдать за этим и ничего не сможешь сделать. И тебе будет больнее, чем если бы ты просто быстро пронзил мое сердце. И мне будет больно, Тор. Больно умирать. Я ведь… тоже пока могу чувствовать. Так что… – Локи замолкает и откидывает голову на плечо Бога Грома, пытаясь не выпустить из глаз слезы.

– Почему… ты только сейчас это мне говоришь? – сглотнув, хрипло спрашивает Громовержец, – я найду лучших лекарей!

– Делай, что хочешь, – обессилено шепчет Локи. – Я все сказал.

– Я не оставлю тебя, братишка! – Тор вжимается губами в затылок брата. От Локи пахнет чем-то затхлым, болезненным… – я буду с тобой! Я помогу! Ты будешь жить.

Локи молчит, его трясет, и Бог Грома чувствует, как от испарины промокла рубашка трикстера на спине.