You raped my heart (СИ)

Девушка много думает. У нее появилось для этого слишком много времени. Раньше времени было так мало, а теперь она не знает, чем себя занять. Она рассматривает потолок, считает на нем трещины. Ее взгляд часто обращается к окну, скользит по слабо колышущимся занавескам туда, к жизни и свету. Кристина никогда не задумывалась о цене собственной жизни, о ценности здорового тела, о возможности быть человеком в самом широком понимании смысла этого слова. Теперь она боится лишь того, что ее кости никогда не срастутся. Или срастутся, но ей будет запрещено бегать, прыгать, носиться по веренице ступенек, уходящих ввысь, драться и просто жить. Она не сможет без энергии, без движения. Кристина не готова стать рабой собственного тела, оказаться запертой в этой клетке из плоти, крови, мяса и костей. Ночами ей хочется кричать. Иногда плакать. Но слезы — это слабость. Незачем жалеть себя.

— Кристина, — когда доктор впервые появляется в поле зрения девушки, та недоверчиво щурит глаза. Бесстрашных-докторов она еще никогда не видела. В ее фракции эти люди носили белые халаты и бейджики с именами на груди, их стрелки на брюках были идеально отглажены, а на носу, как правило, красовались очки. Все доктора Искренности были когда-то Эрудитами. Как правило. Этот же доктор не внушал девушке доверия. Его руки от запястий и до плеч были разрисованы самыми разнообразными и затейливыми татуировками, пол-головы было выбрито, оставшаяся часть волос была затянута в конский хвост, на пальцах сверкали крупные перстни, а сквозь обтягивающую черную майку просвечивали серебряные кольца в сосках. — Как ты себя чувствуешь? — В руках он теребит папку формата А4 с какими-то листами и обычную шариковую ручку.

— Нормально, если так можно сказать о моем положении, — девушка криво улыбается и садится чуть выше, опираясь поясницей о подушку. Прошло уже около двух недель, как Кристина здесь. Боль ушла, оставив после себя лишь зуд в поломанных конечностях, синяки — лишь размытые пятна на коже, царапины — тонкие белые линии маленьких шрамов. Время от времени болела голова. Кости срастались медленно. Ночью Кристина часто впивалась зубами в здоровую руку, чтобы не кричать и не плакать от тянущего жгучего чувства внутри, когда одна кость тянулась к другой, будто ползла, жила своей жизнью, буравила плоть.

— Я хочу с тобой поговорить, — и тогда Кристина замечает, что у этого татуированного и пирсингованного Бесстрашного, играющего роль доктора в ее дешевой пьесе, сосредоточенный и серьезный взгляд. И голос звучит так уверенно. Будто он действительно разбирается в том предмете, о котором будет говорить. — Это не очень приятный разговор.

Девушка вся собирается, подбирается внутренне, сжимается и ждет приговора. Ее приговора на всю дальнейшую жизнь.

— Твои кости срастаются очень медленно, — это она уже сама поняла, прочувствовала. — У тебя слишком сложные переломы. Оба. Но думаю, что рано или поздно кости снова станут едины. Тебе нужен покой. И…

— Я смогу драться? — Кристина перебивает его резко и быстро, в ее глазах странный лихорадочный блеск и жажда надежды и правды — девушка сама не знает, чего хочет больше.

— Я не могу ответить на этот вопрос. Ты молодая, — доктор замолкает на секунду, — вполне, возможно, что сможешь. Но тебе придется быть как можно осторожнее.

— Ясно, — ее голос поникает, падает на тон ниже. Осторожность — она не для Бесстрашных. Но Кристина верит. У большинства Бесстрашных полно шрамов, переломов, увечий, россыпь травм, скрытых под джинсами, майками и куртками. Боль — это жизнь Бесстрашного. Преодоление боли — ее цель. Она — Бесстрашная. И она обязана справиться.

— Это еще не все, — молодой доктор медлит. И это промедление звенит тревожным колокольчиком в глубине сознания девушки. — Я подозреваю, что у тебя нарушена координация движений.

Сначала Кристина не осознает всего ужаса этой фразы. Для нее это какой-то примитивный набор звуков, какая-то сущая бессмыслица, несуразица. Потому что этого не может быть, просто не может быть. Девушка начинает чаще дышать. Нарушение координации движений. Чертов термин. Такой сухой, такой безучастный, такой научный.

— Я… — Голос Кристины срывается. — Я смогу делать хоть что-то из того, что я делала всегда? — Ее голос тихий и надтреснутый.

Она чувствует, как молодой доктор с наполовину выбритой головой смотрит на нее как-то жалостливо, даже участливо. Девушка не думала, что Бесстрашные способны на сострадание. Ей казалось, что все человеческое в этой фракции вытравляют, сбрасывают как ненужный эмоциональный балласт.

— Нарушение координаций движений — это серьезно. — Его голос негромкий, но слова как приговор. — Ее можно восстановить. Но все зависит от силы нарушения и твоего желания. Кристина, ты упала с очень большой высоты и чудом осталась жива. У тебя гипс на ноге и на руке и сотрясение мозга. Ты действительно хочешь жить, как раньше?