You raped my heart (СИ)

— Разве хорошие девочки так говорят? — Какой же у него противный, мерзкий голос. Кристину передергивает. И даже едва заметно ведет плечами. Но старается держать себя в руках. Отвратный мальчишка. И как только так вышло, что они родились в одной фракции? Питер Хэйес был настолько лживым, продажным существом, сущей тварью, что где-то там, наверху, точно ошиблись, даруя ему жизнь в черно-белой фракции. Ошиблись вообще, даруя ему жизнь.

Девушка морщится. Это не от присутствия Питера. Это уже от собственных мыслей, что пугают ее. Раньше она никому не желала зла и смерти. Раньше она могла лишь дерзить, гордо задирать свой нос, презрительно вскидывать брови и колко отвечать. Искренние слегка надменны. Есть такой грех в ее бывшем доме. Правда, они совсем не лицемерны, не так эгоцентричны и не столь тщеславны как Эрудиты. А ведь Эрик из Эрудиции. Лишняя мысль.

Кристина бы и вздохнула, но в ее крови кипят такие эмоции неприятия, что она может лишь думать. Смотреть на Питера и осознавать, как она сама изменилась. То ли Бесстрашие меняет ее, то ли все те события, что на нее обрушились. Бесстрашие — жестокая фракции, опасная, черная, темная. В ней воспитывают солдат. Кристине же кажется, что взращивают убийц, не знающих жалости и сострадания. Ведь не так все должно быть. Неужели это заслуга Макса? Неужели он настолько предал свою фракцию? Не только физически, продав ее сучке в синем пиджаке и с директорскими очками на носу, но и ментально, предав абсолютно все идеалы фракции огня? От этого действительно тошно. Фракция ведь выше крови.

Но ее собственные внутренние изменения никак не связаны с Максом, с разрушением дома, даже с Питером, который стоит сейчас перед ней, нахально усмехаясь одними губами. Они связаны с тем, что с ней сотворили. Так жестоко, местами нелепо и просто, что аж хочется дико захохотать. А ведь все началось с Эрика. С той боли, что он причинял ей, с его едких, бьющих, словно сталь в сонную артерию, слов, с колючего взгляда исподлобья и звуков жесткого голоса, безучастного к страданиям других. Но он не оказался вселенским злом, хотя был лучшей кандидатурой на это место. Он оказался всего лишь человеком с выжженной душой. И Кристину пугала странная мысль о том, что она хочет знать больше. О нем и о всем том, что его окружает. Зачем? Понятия не имеет. Просто ей надо, столь необходимо, что приходится до боли сжимать кулаки, ногтями входя в собственную плоть, оставляя следы-полумесяцы с краснеющей по их кромке кожей.

Эрик — не зло. Злом стали друзья. И от этой мысли было так дико. Теперь Кристине сложно доверять окружающим. С каждым днем ей все труднее находить себя прежнюю. Поэтому желать смерти Питеру Хэйесу теперь кажется ей нормальным. Эрику она смерти никогда не желала, может лишь в злую шутку, но не всерьез. По-настоящему она захотела смерти Эдварда, когда лежала на том столе и стеклянным взглядом смотрела в потолок. По-настоящему она захотела смерти Уилла, когда голос его сочился ядом, а глаза сверкали, оттеняя неестественную бледность кожи. А теперь она хочет смерти Питера. Ни за что. Просто так. Просто потому, что он стоит здесь, возвышается над ней, почему-то думает, что он лучше, интересуется ее подругой. Просто Кристина стала такой. Девочкой, что желает смерти.

— Что это у тебя? — Молодой человек хватает ее за руку, сдавливая синие запястья. — Неужто шкуру кто-то попортил? — И снова его рот расползается в такой знакомой ухмылке, с которой он ходил по Яме, будучи неофитом. Наверное, с такой же ухмылкой он хотел скинуть Трис в Пропасть и убить Эдварда.

Жаль, что второе ты не сделал.

Мысль неожиданная. Но Кристина осознает, что если бы Питеру удалось тогда выколоть глаз Эдварду, то насильника бы не было во фракции, то ее тело все еще бы оставалось чисто и не замарано. На глаза набегает злая влага, и девушка часто моргает. Вот оно как бывает. За одним следует другой, цепь событий, что зовут жизнью. В один момент она может пойти по одному пути, а в другой — по иному. Гребаная философия. Но Кристине до того становится тошно, что хочется зарычать. В душе рождается лютая ненависть к этому человеку. Потому что он мог предотвратить все то, что с ней произошло. Какая, однако, ирония.

— Отпусти, — рычит Кристина с такой злостью, что пальцы Питера разжимаются. — Мразью был, мразью и остался. — Она с такой силой толкает его в плечо, что Хэйес делает шаг назад, недоумевая, откуда в этой хрупкой, тощей и измученной девчонке столько силы. Ну и к черту. Кристина его всегда раздражала, вызывала вящее неудовольствие. Сильнее его бесила лишь эта девчонка-Стифф. Кстати, о ней.

— Так Стифф тоже здесь? — Орет Питер в спину удаляющейся Кристине.

— Отъебись. — Вот и весь ответ. Дурная она. И ломаная. Его глаза это замечают.