You raped my heart (СИ)

Иногда Алиса приходит, когда Фрэнк на работе, в научном центре, одет в белейший халат, накрахмаленный так, что аж стоит, и очки на носу, и папка формата A4 в руках. Серьезный, строгий, уважаемый ученый и домашний тиран. Алиса знает обе стороны своего мужа. Эрик наблюдает за всем детскими глазами. К Алисе он проникается симпатией. А она приходит иногда в детскую, садится около его кровати, рассказывает своим мелодичным голосом сказки. Алисе бы петь стоило, блистать на сцене, ловить овации и любовь многотысячного зала. Вместо этого она живет при муже, воспитывает детей и пропадает где-то ночами и днями.

Эрик спит, когда Алиса приходит снова. Садится рядом с его кроватью, поправляет одеяло, тихо-тихо напевает себе под нос колыбельную. В ее волосах застревает перо павлина, на руках гремят браслеты, а на подоле платья стоят ножки стула.

— Вырасти хорошим мальчиком, — говорит женщина и убирает темные пряди с детского лба. — Не дай Фрэнку испоганить себя.

Она смотрит на ребенка долго, до тех самых пор, пока слезы не застилают глаза. Алиса плачет, плечи ее вздрагивают. Она прижимает ладони к лицу, глухо скулит, рыдает. Одинокая и несчастная женщина, не любимая мужем, презираемая им. Алиса знает, что виновата сама. Что легкая и поверхностная, этакая ночная бабочка. Но она не может. Ее тянут кандалы, в самый низ, туда, к земле, а ей летать так хочется. Алиса уходит. Эрик открывает глаза. Он не понимает, почему взрослые плачут.

Фрэнк много курит и много пьет. Он то запирается в своем кабинете, работая до самого утра, то засыпает прямо на диване. На журнальном столике — пепельница, набитая окурками, у ног — початая бутылка алкоголя. Зачастую, не одна. Фрэнк забывает об Эрике, но Алису к нему не подпускает.

Однажды вечером мужчина трезв более менее. Он сажает ребенка к себе на колени, прямо перед монитором большого компьютера и показывает ему то, что сейчас конструируют в лаборатории, директором которой является Фрэнк. По мигающему экрану ползут махины военно-воздушных кораблей. Чертежи, чертежи и чертежи. Вот они обретают цифровую плоть и кровь. Мальчик смотрит с восхищением. Фрэнк улыбается.

— Нравится?

Эрик кивает. И Фрэнк показывает ему еще и еще. Чикаго — мощный город, хорошо укрепленный и оснащенный. Эрик оценит это когда-то. Сейчас у ребенка вызывают восторг лишь сами самолеты, но не тот потенциал, который в них заложен.

— А хочешь посмотреть на маму? — вдруг говорит Фрэнк. И под мамой Алису подразумевает.

Эрик вновь кивает. И с экрана на него летит столько фотографий этой красивой женщины. Искристой, сладкой, томной, сногсшибательной, настолько волнующей и прекрасной, что на нее невозможно не смотреть. Развевающиеся на ветру волосы, платья, юбки, украшения и глаза. Такие огромные, отражающие весь мир. Наверное, такие женщины предназначены для любви.

— Красивая, правда? — спрашивает Фрэнк и прикладывается к горлышку бутылки. — Но сука еще та. — Он наклоняется к ребенку. — Знаешь, Эрик, запомни кое-что — бабам доверять нельзя. Они такие твари. И твоя мать — дешевка. Знаешь, что она делает? — Фрэнк почти смеется, больно сжимает детское плечо. — Спит со всеми. Шлюха она. Пизду подставляет под любой член. Сука.

Мальчик еще мал, не осознает всех тех грязных ругательных слов, которыми так щедро Фрэнк посыпает свою жену. Лишь ощущает ядреную ярость родного дяди. Она клокочет где-то там, разрывает грудь, рвет мясо, крошит кости. Эти эмоции такие ядовитые, что ошпаривают самого ребенка. И Эрик понимает кое-что: Фрэнк называет Алису плохой.

Ребенок гуляет вместе с соседскими детьми на площадке рядом с домом. За ним присматривает молодая женщина, живущая на два этажа ниже. Эрик не помнит ее имени. Знает лишь, что у нее темные волосы, стянутые в высокий хвост, и круглое лицо. Эрик возится в песочнице, со странным остервенением лупит лопаткой по куличикам, разрушает и разрушает. Какой-то мальчишка орет маме, что Эрик сломал все его старания из песка. А Эрик продолжает. Бах. Бах. Бах. Он поднимает голову и замечает шлейф изумрудного платья. Такие носит Алиса. Мальчик всматривается. И правда же, она. С каким-то мужчиной под руку. Смеется, улыбается, голову тому на плечо склоняет. И это не Фрэнк. Эрик отстраненно, почти безразлично наблюдает, как эта красивая женщина прижимается губами к чужим губам, как руки этого мужчины сжимают ее тесно и плотно. Ребенок не осознает всецело, но понимает, что все это так интимно, что чужие глаза не должны это видеть.