Пальцы на горле, и бешеный взгляд безумца. А она руками по паркету бьет, ладонями плашмя.
Красавица и чудовище. У красавицы все лицо изуродовано, кожа лоскутами свисает. Чудовище когти глубоко в плоть женскую впускает, сцепляет насмерть. Алиса скулит и воет, жить хочет. Фрэнка трясет и колотит. Он сжимает ее в луже крови, всю в слезах и соку собственного тела. Алая-алая кровь, отметины на коже, оголенное мясо, заплывшие глаза. Руки мужские по плечам женским, а Алиса отталкивает. Фрэнк то ли рыдает, то ли прощения просит, то ли умаляет, а потом со всей силы швыряет жену на паркет, прямо в лужу собственной крови лицом. И жижа ко рту липнет. Мужчина голову поворачивает, на Эрика смотрит, потом манит его. Мальчик мнется мгновение, подходит. Фрэнк кладет ему руку на плечо, тяжелую такую, кивает на рыдающую и тихо скулящую Алису и говорит:
— Смотри, Эрик, смотри и помни, что женщины слабы и безвольны, что только так с ними и надо. Вот теперь она будет послушной и покорной, правда, Алиса? — и за подбородок рукой хватает, женщина лишь истерично дергается. — Только так, понял меня? — мальчику в глаза заглядывает. Эрик смотрит. Эрик кивает. Эрик принимает.
Алиса потом еще долго ноет на полу, встать не может. Ее трясет и колотит. Эрик смотрит на нее завороженно. Она ловит детский взгляд, головой качает, велит уходить, губы едва размыкает, но говорить ей трудно. Амелия не выходит из своей комнаты. Девочке страшно.
Эрику лишь пять. Кроваво-красные картины преследуют его долго. И женские трясущиеся руки, и властный голос Фрэнка. Эрику лишь пять, а он уже — урод. Спасибо, дядя.
Воспоминание V
Алиса много курит. Таскает сигары у Фрэнка, щелкает зажигалкой, и рука ее дрожит. Окно распахнуто настежь. Алиса смотрит вниз, туда, далеко-далеко. Эрик наблюдает за ней тихо. Амелия снова носится со своими раскрасками, Фрэнк работает у себя в кабинете. У Алисы все лицо залатанное, пластырь по носу тянется, шрамы на бровях, красная линия скулы, кости хрустят, в крошку сыплются. Алиса смотрит на Эрика и пытается улыбнуться. Выходит оскал. Она сигару в рот засовывает, слюна тянется. Женщина тихо плачет. Дети не должны все это видеть. Не должны. Она Фрэнка умоляет, руки заламывает, просит увезти Амелию и Эрика к бабушке. Фрэнк не соглашается. Пусть мать воспитывает, и даже нежно по щеке ее проводит. Алиса дергается от его руки, как от жала скорпиона.
Алиса бьется головой о стену. Методично, с глухим стуком. Крепко обнимает дочь, прижимает к себе, шепчет что-то ей в светлую макушку. Эрик не дается женщине на руки. Своевольничает, показывает гонор, норов, характер. Алиса смотрит на него внимательно и ничего не говорит. Она снова садится у его кровати, рассказывает сказки, а мальчик поворачивается к ней спиной, с головой одеялом накрывается. Тогда Алиса бледнеет, скулы ее так вытягиваются, красные-красные.
— Почему ты не хочешь со мной говорить? — спрашивает она как-то у Эрика, кутает в длинные рукава израненные запястья и руки, шею в воротник прячет.
— Потому что ты плохая, — заявляет мальчик и утыкается глазами в экран телевизора, где большой серый кот гоняется за умным мышонком.
Эрик смотрит мультики, а у Алисы нижняя губа трясется. Она все понимает. Осознает. И от этого так тошно. Фрэнк уродует мальчика, портит сына собственного брата. Алиса не может на это смотреть. Она врывается в рабочий кабинет своего мужа, клокочет страшными эмоциями. Глаза ее горят праведным гневом.
— Монстр! — истерично выплевывает женщина. — Исчадие ада! Ребенка-то за что?!
Фрэнк поднимает голову от бумаг, неспешным движением стягивает с носа очки, легко бросает их на стол, окидывает свою супругу несколько брезгливым взглядом. От ее красоты осталась лишь одна кровавая чернота. Ни белой кожи, ни огромных глаз, ни чудесных волос — лишь зашитое наскоро тело, спаяно так неверно и неправильно. Фрэнк почти наслаждается. Унизил. Раздавил. Растоптал. Но Алиса все еще щерится как кошка. Силы в ней хранятся.
— Неужели ты думаешь, что нежелание Эрика с тобой говорить лишь моя вина? Он видел тебя с другими мужчинами, дорогая моя супруга, видел. А мальчик он умный.