You raped my heart (СИ)

— Ребенком прикрываешься, — она почти хохочет, зубы скалит. — Ты ведь все знаешь. Ты! И наш этот брак! И моя дочь, которую ты ненавидишь, потому что она от человека, которого я любила! Любила! Понимаешь?! Слово знакомо?! Я ненавижу тебя, Фрэнк, ненавижу! — она взрывается, ее несет со страшной скоростью, и эти эмоции, и эта чернота, глухая и прочная словно стена. Мужчина смотрит на нее, мужчина белеет. — Я никогда тебя не любила! Я проклинала тот день, когда шла с тобой к алтарю! А все деньги, деньги, деньги! Ты был слишком богатым чертовым сукиным сыном! Ты садист! Изувер! Ублюдок! Я ненавижу тебя! Каждой частицей своего тела, всеми фибрами своей души! Ненавижу! — она говорит, говорит, говорит, срывается на истошный крик, почти раненый вой, выплескивает все, что копилось годами. — Тебе нравилось обладать мной, как трофеем, как красивой игрушкой! А все! Нет красоты, ничего нет! И знаешь, что, Фрэнк, он любит меня такой! Любит! Ты этого не умеешь! И я уйду к нему! Ты больше меня не остановишь! И детей заберу! Амелия тебе даром не нужна, а Эрика ты не испортишь окончательно!

Квартира наполняется высоким женским визгом. У Алисы срывает дыхание, она захлебывается словами и эмоциями. Вены на ее шее дыбятся столь сильно, что кажется вот-вот и пойдут трещины. Кровь ударяет в голову, в самые виски. Женщина вылетает из кабинета мужа, даже не собирает вещи, накидывает что-то поверх домашнего платья свободного покроя, кутает дочь и тянет руку к Эрику. Мальчик смотрит на нее недоверчиво.

— Идем, пожалуйста, идем, — шепчет она, и ребенок все же сдается, берет своими детскими пальцами взрослую ладонь.

Фрэнк выходит из кабинета неспешно. Шаг у него широкий, разворот плеч опасный, и челюсть так сильно сжата. Алиса даже не успевает обернуться, как раздается оглушающий выстрел. Тело Амелии сносит ударной волной, врезает в спинку дивана. Эрик с каким-то отупением наблюдает, как в груди ребенка разрастается огромная дыра, как вваливается плоть, как обугливается она по самым краям, как голова на тонкой шее неестественно запрокидывается, как детские пальцы размыкаются, и игрушка падает на пол. Алиса кричит. Ее дочь мертва.

— Она меня всегда раздражала, — несколько небрежно говорит Фрэнк, переводя дуло дробовика на свою жену. — Ты — потаскуха, милая моя. И ему ты не достанешься.

Гремит еще один выстрел. Громкий, квакающий звук. До ушей Эрика долетает какое-то чавканье, он чувствует что-то теплое на своем лице. Тело Алисы скошенной грудой мяса и плоти падает рядом, руки ее неестественно раскидываются. Фрэнк прислоняет дымящийся дробовик к стене, подходит к мальчику и заключает его в объятия.

— Вот так, — шепчет он на ухо. — Все будет хорошо. Теперь у нас все будет хорошо.

У Эрика перед глазами два трупа, паркет в красной краске и запах стоит. Паленым пахнет. Мальчик прячет лицо на груди у дяди. У него слезы по щекам. Соленые такие. Мужская ладонь гладит ребенка по голове, руки качают.

Мальчик плохо помнит похороны. Помнит много черной одежды и скорбных лиц. И этот угрюмый взгляд Фрэнка, вдовца, злой волею потерявшего любимую жену и дочь. Эрик засовывает руки в карманы, долго смотрит на могилы. Что-то кажется ему неправильным, неверным, ложным. То ли земля под ногами, то ли солнце над головой. Фрэнк ночами рассматривает фотографии Алисы, глотает алкоголь и тихо рыдает, закрывая лицо трясущимися руками. Эрик учится ненавидеть весь мир. И у него получается.

Эрику шесть лет. Он презирает Фрэнка за слабость души. Почти ненавидит. Он ненавидит покойную Алису за случайную жизнь, за терпение и мнимое безволие. Он ненавидит тонкую Амелию за ее умение улыбаться каждому дню. Он ненавидит женщин и мужчин, детей и родителей. Проклинает своих, поносит приемных. Ему всего шесть, а он уже скалится как собака. По-детски еще. Но скоро оскал станет опасным. Фрэнк лишь пьяно моргает. Он растит монстра, но почему-то недоволен.

А монстр взирает на мир детскими глазами. Глазами, которые буду принадлежать изуродованному юноше. Глазами, которые станут мужскими. И человек этот будет марать все светлое черным. Эрику нравится скалиться. В детстве научили. И разрушать. Крушить и ломать. Где-то там, в прошлом, хрипло смеется дядя.

========== Глава 36 ==========