You raped my heart (СИ)

Он встряхивает ее. Зло и остервенело. Девчонка смотрит огромными, широко распахнутыми глазами. Молчит. Эрик толкает Кристину на кровать, заставляет упасть лицом вниз, не дает продохнуть, давит на ее затылок, и глаза горят чем-то черным. Он коленом разводит ее ноги, заставляя девушку каменеть от страха. Она напрягается так, что он ощущает это. Боится. Вновь боится. Как же его это задрало уже! Эрик прижимается членом к оголенным женским ягодицам, вжимается в эту складку кожи, заставляя даже через ткань прочувствовать силу его желания, древнюю, как сам мир. Так ведь было всегда. Он наваливается на нее, упираясь руками в матрац, склоняется к ее уху.

— Чувствуешь его? Чувствуешь? — рычит, скалится. — Привыкай к нему, привыкай. Потому что это всего лишь мужской член. Понимаешь? — он хватает ее, переворачивает.

У девчонки лицо в слезах, губу себе до крови прикусила, вся зажатая, напуганная, почти забитая. Эрик смотрит на нее, Эрик хмурится. Протягивает руку и проводит по ее рту, пальцем, стирает кровь, отправляет ее себе на язык. Соленая, чуть терпкая. Кристина ладони от груди не убирает, и глаза у нее все блестят. Мужчина склоняется, хватает руки за запястья, с силой разводит в стороны. Кристина зажмуривается лишь сильнее. В мозгу бьется лишь одна мысль.

Дура. Дура. Дура.

Он — не тот. Не тот. Не тот. Совсем не тот.

— Хватит, — голос над ухом, дыхание близко, — прекрати ныть, — палец по ее скуле, губы на ее щеке. Кажется, Эрик слизывает ее слезы. — Просто прекрати. Я — не зверь. И не стану тебя насиловать.

Она распахивает глаза. Его лицо действительно близко. Вон шрам на брови заметен, и блестящий пирсинг. Мужской рот накрывает ее губы. Странно так, ей почти не больно и не боязно. Эрик снова засовывает свой язык внутрь, но как-то иначе, вызывая в ней дрожь, ласковее, осторожнее, задевая ее зубы, сплетая с ее языком. Каждое движение его рта — как знак расслабиться. Сумасшедший, просто ненормальный человек. Крушить и ломать любит, калечить и увечить, но, оказывается, есть и что-то другое, природное. Эрик, наверное, сам не понимает, не осознает.

Молния его куртки вжимается в ее тело, холодит, оставляет рифленый след на коже. Его ладони обхватывают ее голову, щеки, острые костяшки оставляют след. Кристина всхлипывает, едва-едва, что-то стылое и хриплое срывается с ее полуоткрытых губ, когда Эрик отрывается от ее рта, когда его пальцы дергают за полы кожанки. Девушка сглатывает — мужчина начинает раздеваться. Это впервые. Кристина осознает. Эдвард — сплошное насилие, которое она хочет вычеркнуть из собственной памяти. А вот сейчас впервые. По-настоящему. Мужчина рядом с ней, мужчина над ней, мужчина в ней. Еще нет, но будет. Кристина знает.

Она ошалелыми глазами следит за тем, как обнажается его кожа, дюйм за дюймом. И куртка летит на пол, и майку через голову стаскивает. У него руки — в татуировках, грудь — в шрамах, на предплечьях вены змеятся, жилы выпирают. Он сильный. Слишком большой и сильный. Твердый такой. Кристина глаза закрывает, когда последняя ткань летит на пол, туда, к одежде. Она почти физически ощущает, как Эрик фыркает. И его тело на ней. Обнаженное, горячее, такое живое. И возбужденный член, упирающийся в ее бедро.

— Смотри на меня, — снова ее подбородок хватает, — ты сама этого захотела. Запомни.

Она кивает, кусает губу.

— Лежи смирно.

Ей ничего иного и не остается. Шевелиться почему-то страшно, можно реагировать лишь по-своему, трепетно, так естественно для женщины. У Эрика жесткие губы, даже грубые, слишком твердые. Он ведет ими по ее телу, ставит отметины. Руками не касается, лишь носом линии чертит. Большой, грузный, тяжелый. Прямо над ней. Рот у него жаркий. Кристина чуть прогибается в пояснице, ерзает на простыне, когда этот рот накрывает ее сосок, втягивает, перекатывает меж зубов, и язык тугую горошину обводит. Эрик перемещается на другую грудь. Мягкий холм покрывается чужой слюной, всеми этими вязкими, сладкими движениями мужского рта. То чуть сожмет зубами, то отпустит. Кристина всхлипывает, взметает руки. У Эрика реакция молниеносная. Он ловит ее запястья, кидает на матрац.

— Я сказал лежать тебе смирно.