You're All I Want (СИ)

Домой я вернулся в каком-то подавленном состоянии довольно поздно: я гулял по вечернему парку, курил, думал о приближающихся экзаменах и наших отношениях. Осталось всего два с половиной месяца до окончания школы и после этого у нас начнется совсем другая жизнь. Совсем иная жизнь, в которой мне может и не оказаться места. Рихард уедет в другой город, я останусь здесь и все, что было между нами останется лишь приятным воспоминанием.

С такими угнетающими состояние мысли я и выходил из душа, стараясь не поскользнуться на мокром паркете ванной. Еще в тот момент, когда я только включил воду, я услышал, как входная дверь захлопнулась, и в квартиру кто-то вошел. Сомнений не осталось: это была мать. Плохое предчувствие преследовало меня с самого утра, поэтому теперь, когда я столкнулся с ней в коридоре, и она со мной даже не поздоровалась, я заподозрил что-то неладное, поэтому сразу переоделся и отправился на кухню.

— Собирай вещи, мы уезжаем, — произнесла мать, домывая последнюю тарелку. Я нахмурился, удивленно глядя на нее и искренне не понимая, что я сделал, куда мы уезжаем и почему именно сейчас. Ее холодный и уверенный тон голоса уже на этом этапе разговора породил в моем сознании самый худшие и ужасные предположения.

— Чего? — для верности переспросил я, притягивая к себе чашку с ее горячим кофе и делая пару глотков. Скрыть свое волнение здесь для меня не составляло труда, но не это было главным. Та спокойно выключила текущую из крана воду, вытерла руки полотенцем и села за стол напротив меня.

— Мне звонили из школы, — она развела руками, чуть улыбаясь.

— Мам… — начал я, наконец понимая, по какой причине ей звонили, и кто это сделал. Сомнений в том, что Марк показал наши фотографии директрисе уже не оставалось. Не знаю, сделал ли он это из паршивой мести или глупой злости, но он вполне мог сделать кучу копий, раскидав их по всей школе, однако почему-то этого не сделал, и я задавался вопросом, почему же. Мать в упор смотрела на меня, как бы ожидая моих оправданий, но обратившись к ней, я уже не смог продолжить, вновь прижимая чашку с ароматным напитком к губам. Я хотел услышать ее версию событий и мне было даже интересно, что же ей сказала директриса.

— Отцу я уже все рассказала, — спокойно констатировала она.

— Что «все»? — уточнил я, чуть сощурившись.

— Про ваши ненормальные отношения, про то, что я видела, про ситуацию в школе, — произнесла она уже в который раз эти слова, и я еле удержался от того, чтобы не вскочить и не уйти из этого чертового дома, где меня никто не понимает и не ценит моих чувств и желаний. Я бросил на нее мимолетный взгляд, который, как мне показалось, должен был что-то изменить, так как я все еще надеялся пробудить в ней хоть какие-то искренние материнские чувства, заставить ее вспомнить то время, когда она понимала меня и заботилась о моем душевном спокойствии, но ее безразличное выражение лица и потухшие глаза говорили о том, что мы даже не родственники, а какие-то чужие друг другу люди, — Куда ты катишься?

— Сколько раз я должен тебе повторить, что у нас все серьезно? — устало пробормотал я, опуская чашку на стол, чтобы не дай бог она не полетела на пол из-за нарастающей во мне злости и обиды. Конечно, больше всего я чувствовал обиду, вызванную нелепым непониманием и нежеланием принять чувства другого, как мне казалось, важного для человека. Я же ее, блять, сын. А вот обида, зревшая во мне так долго, как раз таки и делала меня злым на весь чертов мир, который поворачивается ко мне задницей в самые прекрасные периоды моей жизни. Наверное, будь она другой, я бы плевал на мнение остальных, оно было мне безразлично, ведь чужие люди для меня ничего не значат — они могут поливать меня грязью, говорить гадости за моей спиной и осуждать меня за мое «аморальное» поведение, но если это делает один из самых близких мне людей, а тем более, моя мать, остальной мир просто перестает для меня существовать.

У меня есть Рихард, и то, что мы с ним имеем - несомненно очень важно, потому что только с ним я чувствую себя живым и нужным, и осознаю, что он значит для меня слишком много, но я не понимаю, почему же ей так сложно это принять.

— И насколько серьезно? — ответила она вопросом на вопрос, и по ее внезапно ставшему заинтересованным лицу я понял, что она имеет в виду. Ей интересно, успел ли Рихард меня совратить или нет. Знала бы ты, мама, что я больше всего на свете хочу сам совратить его.

— Да ты себе не представляешь насколько, — я продолжал увиливать от ответа, нагло ухмыляясь ей в лицо.

— Вы… вы… — начала она, захлебываясь в собственных эмоциях, но я выставил руку вперед и произнес то, что стало решающим аргументом для нее в отношении ко мне.

— Можешь не утруждаться, у нас уже все было, — спокойно ответил я, и через несколько секунд сверления моей наглой физиономии взглядом, мать замахнулась и ударила меня по лицу. Я в шоке распахнул глаза, схватившись за свою пылающую щеку, и взглянул на нее: она испуганно и растерянно смотрела на меня, но мне было ни капельки ее не жаль.