Читаем З часів неволі. Сосновка-7 полностью

Російські групи прибувають до табору з демократичними ідеалами. За три роки вони стають шовіністами. І звільняються — захисниками імперії (найвідоміший приклад з XIX сторіччя — Дос-тоєвський, з нашого часу група Краснопевцева).

Спостереження за зміною емоційного ставлення політв’язнів до влади показують, що ненависть до влади зростає упродовж п’яти років. Після п’яти років вона вже не зростає. Так, наче душа — це посудина. За п’ять років її заповнили по вінця і далі вже скільки не лий, а об’єм не збільшується — усе повз вінця стікає кудись. Відбувається емоційне притуплення, воно впливає на мозок. Цікаво спостерігати за двома особами приблизно однакового інтелекту, але з різними термінами ув’язнення: один до п’яти років, а другий — більше. Перший у дискусіях використовує багато фактів із сучасного та минулого, проводить паралелі, посилається на висловлювання різних наукових авторитетів і не перестрибує окремих ланок в логічному ланцюзі. Він довгими логічними (і цікавими!) міркуваннями підводить слухача до висновку: комуністична влада — деспотична і її необхідно побороти.

Другий у дискусіях лаконічніший. Усі розмірковування — це його минуле. Він все це давно знає. Логічні розмірковування йому здаються усім відомими, тому зайвими, нудними і непотрібними. І він в ланцюзі своїх висловлювань випускає багато ланок, перестрибує через одну-дві і наближає слухачів до того ж висновку, що й перший, тільки знову ж формулює його стисліше й рішучіше: комуністична влада — людожерська і розчавити її необхідно обухом (либонь, атомною бомбою).

“Я ж не виняток, — думав я про себе. — І тієї еволюції, яку бачу в інших, зазнаю й сам. Як у рисах обличчя свого старого батька повинен я бачити риси власного обличчя, яким воно стане за 25 років, так емоційне отупіння вестиме мозок до втрати гнучкости міркувань і спрощення висновків.”

Але коли я це розумію і чітко бачу себе в майбутньому після певної інтелектуальної еволюції (яку грубо можна назвати деградацією), то чи не можу запобігти розвитку бодай чогось із майбутнього недоброго!

Коли б душа була в однині, запобігти, мабуть, не можна було б. Але душа існує в множині. Вона не тільки зазнає еволюції, а й наче збоку спостерігає за нею. На прикладах інших людей вона передбачає міру своєї еволюції в якомусь доволі скресленому майбутньому відрізкові часу і спроможна давати оцінку тому рівневі власного змінного “Я”. Принаймні коли не можна уникнути появі негативних рис, то бодай пом’якшити їх. Коли пам’ятати про існування своєї душі в часовому просторі між “до мене” і “після мене” і мати її перед зором не як “зараз”, а як проміжок, завдовжки в звичайну тривалість людського життя і бачити його все відразу від початку й до кінця, то можна внести істотні корективи щодо людини — цього творіння Божого, якщо ж їй дано відчувати й розуміти, що з нею відбувається, аналізувати і розуміти оте первинне відчуття і розуміння, то, очевидячки, може включитися в ту тонку матерію, яку називаємо душею, через спілкування зі сферою думки, щось свідомо модифікувати до покращення взаємин з іншими людьми. Це було б ніщо інше, як спроба опиратися людській природі, але ж людська природа — не шаблон, а доволі широкий діяпазон варіянтів людських здібностей, а отже, закономірно припустити: те, що неможливе для людини як середньої величини поняття людської природи, те можливе для окремих осіб з досконалішими здібностями. Шлях до самоудосконалення майже безмежний.

Ще один варіянт емоційної еволюції політв’язнів — людиноненависництво. До нього людина йде крок за кроком. Спочатку ненавидить владу, потім і табірну адміністрацію, далі зосереджує увагу на тих, через кого безпосередньо потрапила до рук КДБ, потім до окремих в’язнів, що колись наступили на п’ятку. Кількість тих, кого людина не просто недолюблює, а люто ненавидить, поступово збільшується, а людей, з ким може нормально спілкуватися, зменшується, тематика розмов — звужується. І окрім балачок про недоліки й погані риси людей, інших немає. Вони незадоволені і злі на весь білий світ і звинувачують усіх; переконані, що чесних і порядних людей немає загалом і мотиви поведінки кожного корисливі, ниці, злі. Як правило, це люди похилого віку і без родин. Втративши родичів, вони не знайшли втіхи в служінні ідеї чи своєму ближньому, життя для них втратило привабливість, і вони знайшли духовний притулок у середовищі таких же людиноненависників, що й самі. А гурт однакових ще більше культивує цей настрій.

У викінченій стадії таких людей одиниці, і слава Богу, бо їх можна просто обходити. Складніше з явищем, про яке я говорив вище — поступове емоційне отупіння.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное