Чем ближе подходили они к кишлаку, тем меньше нравилось майору, что они движутся по открытому склону – их могли заметить снизу. Не будь у них раненого, он бы еще там, у перевала, свернул круто вниз, к реке. Но теперь все равно приходилось это сделать – не идти же на самом виду!
Группа свернула на крутой склон и стала спускаться, закладывая большие круги – идти прямо вниз с носилками было невозможно. Продвижение замедлилось. Наконец спустились в долину речушки, текущей через кишлак. Но и здесь нельзя было идти быстро – дорогу преграждали крупные валуны, через которые надо было перебираться.
Подошло время обеда, но они продолжали идти. Все были голодны, измотаны, но майор не останавливался. Было нерационально задерживаться на обед, не добравшись до кишлака. Он твердо решил дойти до места, откуда можно было провести разведку, и отдыхать только там.
Наконец, когда, по его расчетам, до кишлака осталось километра два, Переверзев остановил группу.
– Все, здесь обедаем, – сказал он. – Огонь не разжигать, только галеты и все остальное, что не надо варить. Мусагалиев, давай вон туда, на высотку – на окрестности будешь любоваться. Галимов, ко мне.
Сержант подошел.
– Значит, так, Рустам. Надо сходить в кишлак, посмотреть, что и как.
Подчиненный, не говоря ни слова, молча кивнул.
– Ты больше других похож на афганца. Да и язык ты выучил. Автомат оставь. Возьмешь пистолет и пару гранат. Но в бой старайся не вступать. Если будут останавливать – сразу поворачивайся и уходи. Если не остановят – постарайся установить, в каком доме держат наших. Есть ли там наружный пост, сколько человек на посту. Так, давай определимся по времени. До кишлака идти минут двадцать, обратно столько же. Ну, и на разведку даю тебе… скажем, сорок минут. Итого полтора часа. Если за это время ты не вернешься, вышлю группу поддержки. Уже с оружием, в готовности к бою. Все ясно?
– Приказ понял, – отвечал сержант. – Только группу высылать не надо. Ничего это не даст, кроме новых жертв. Лучше пошлите со мной Мусагалиева. Он тоже на местного похож. Он подождет меня возле кишлака. Если на меня нападут, я успею выстрелить, он услышит и доложит вам. Тогда будете принимать решение.
Переверзев подумал и согласился: сержант говорил дело. Галимов подготовился к походу в кишлак: засунул за ремень пистолет, положил в карман гранаты. Надел афганскую шапку, погладил небольшую бородку, которую начал отращивать еще в Самаре.
Куликов, наблюдавший за этими приготовлениями, заметил:
– Нет, Рустам, борода у тебя все же слабовата. Не такая, как у тех парней, с кем мы ночью общались.
– Уж какая есть, – ответил сержант. – У тебя и такой нет. Ринат, ты готов? Тогда пошли.
Два человека поднялись из ущелья и направились в сторону кишлака.
Глава 9
Переверзев проводил разведчиков до выхода из ущелья, затем вернулся к своим. Куликов с Таракановым уже открыли консервы, разложили на большом камне, служившем столом, галеты. Но к еде пока никто не приступал – ждали командира. Переверзев достал ложку, и все дружно принялись есть.
– Одно тут хорошо – воду не надо экономить, – заметил Куликов. – Вот мне пришлось в Ливии побывать, там каждая капля на счету. А здесь – спустишься к реке, черпанешь – и пей, сколько хочешь. Даже искупаться можно.
– А что ты в Ливии делал? – спросил Ляйнер.
– Так, выполняли одно спецзадание, – уклончиво отвечал рядовой. – Рассказать, к сожалению, не могу – подписку давал.
При этом он искоса бросил взгляд в сторону Переверзева. Тот был в курсе задания, которое выполнял Куликов в далекой африканской стране. Он сам был там же, командовал другой группой, выполнявшей аналогичное задание.
Повисла не очень ловкая пауза. Всем хотелось услышать рассказ о миссии, которую выполнял их товарищ. Но солдаты понимали, что тот не имеет права рассказывать. Молчание прервал неугомонный Куликов.
– Так что, товарищ майор, вернутся наши разведчики, будем готовиться к бою? Освобождать наших пленных? Скорее бы…
– Что, тебе в бой не терпится? Одного мало? – спросил майор.
– Не то чтобы так уж хотелось драться… – протянул Куликов. – Просто горы тут уж больно крутые. Все «кимры» стоптать можно.
Переверзев между тем внимательно взглянул на Терехина. Когда группа остановилась на привал, раненый самостоятельно поднялся с носилок, сел к общему «столу» и немного поел. Но было заметно, что чувствует он себя плохо: на щеках горел лихорадочный румянец, ел он мало. Потом убрал ложку, вернулся к носилкам, лег рядом с ними на спальник. А майор тихо спросил ефрейтора Разуваева:
– Я видел, ты ему температуру мерил. И как?
– Полчаса назад было 40, – отвечал рядовой. – Сейчас не знаю.
– Сознание не терял?
– Нет, не терял. И бреда не было. Но видите – есть совсем не хочет.
– Дай ему еще антибиотиков. А что Ляйнер?
– Он как огурчик. Можно считать, что никакой раны вообще нет.
– В бою участвовать сможет?
– Не хуже меня.
– А Терехин хоть немного может самостоятельно идти? Хотя бы до кишлака?
– Если отдохнет, думаю, сможет.