За час до казни

Майор кивнул. Он узнал все, что хотел. Разуваев сделал раненому несколько уколов и лег вместе со всеми. Сейчас важнее всего было отдохнуть. Бойцы понимали, что настало время решающих испытаний. В ближайшие часы им придется проявить все свои боевые навыки и способности. Судьба всей операции решится именно в эти часы. А пока надо было отдыхать.

Переверзев не только хорошо видел и слышал, он также умел очень точно чувствовать время. Ему не надо было каждые пятнадцать минут смотреть на часы, чтобы узнать, как долго отсутствуют разведчики. И все же, когда прошел час, он не выдержал и поднес часы к глазам. Да, уже час Галимов с Мусагалиевым ходят, даже чуть больше. Он все время внимательно прислушивался к звукам, доносившимся из кишлака. Иногда ветер приносил оттуда лай собак, один раз майор услышал пение муэдзина – видимо, пришло время очередного намаза. А вот выстрелов не было. Значит ли это, что разведка проходит успешно? А может, сержант попал в засаду, и его убрали так тихо, что Мусагалиев ничего не услышал?

Впрочем, майор знал, что дурные мысли лучше пресекать в самом зародыше. Он давно научился следовать правилу: «Думай о беде, когда она встала перед глазами, а не когда она за горами». Ведь если все время думать о том, что может случиться, оно в конце концов обязательно произойдет.

Он решил, что будет ждать отведенные полтора часа, а потом возьмет одного из бойцов – например Куликова, и пойдет к кишлаку сам. Но вот полтора часа истекли, а Переверзев все еще не решался что-то предпринять. Вот еще пять минут прошло… Семь минут…

И тут Лебедев, занявший пост наверху ущелья, махнул рукой. Это значило, что он кого-то видит! Действительно, спустя несколько минут два человека спустились в ущелье. Переверзев внимательно смотрел, пока они приближались. Он пытался понять, какую весть они несут – хорошую или плохую?

Сержант Галимов подошел к командиру и доложил:

– Плохо дело, товарищ майор.

– Что случилось?

– Врачей здесь нет.

– Как нет? Значит, сведения были неверные? Зря мы сюда шли?

– Нет, сведения были верные, – покачал головой сержант. – Врачи были здесь. Но сегодня утром их увели.

– Почему?

– Боевики услышали выстрелы. Поняли, что на перевале идет бой, и сразу снялись с места.

– Черт! И куда их увели?

– А вот этого мне узнать не удалось, – отвечал Галимов. – Местные не знают. Я уверен, что они врут и все знают. Спрашивал всех, но ничего не добился.

– Ладно, идем в кишлак, – сказал Переверзев. – Буду я спрашивать.

Группа быстро выбралась из ущелья и направилась в сторону кишлака. Терехину предложили снова лечь на носилки, но он отказался, заявил, что дойдет.

Пока шли, Переверзев лихорадочно размышлял, что ему теперь делать. Как заставить местных жителей сообщить место, куда увели врачей? Угрожать им расстрелом? Пытками? Майор хорошо понимал, что не сделает этого. Посулить им золотые горы? У него не было этих гор.

Вот показались первые домики – группа вошла в Джур. Кишлак лепился по склону горы на правом берегу реки. Грубо сделанные каменные строения стояли, тесно прижавшись друг к другу. Глядя на них, Переверзев подумал, что точно так же кишлак, наверно, выглядел и сто, и тысячу лет назад.

Улицы были пусты – ни одного человека. Видимо, жители сделали выводы, увидев в селении незнакомого человека, плохо говорившего по-афгански. Если бы у них было время, они, наверно, ушли бы в горы. Но времени не было, и они просто попрятались.

Группа вышла на небольшую площадь, где стояла мечеть. Здесь Переверзев увидел первого человека. Это был мулла – старик с густой черной бородой и колючим взглядом. Он стоял в дверях мечети, сложив руки на животе.

– Ты его видел, когда сюда ходил? – тихо спросил Переверзев сержанта.

– Видел, а как же!

– Спрашивал о врачах?

– Спрашивал. Только он сделал вид, что не понимает. Хотя другие местные меня, в общем, понимали.

– Ну, попробую я спросить, – сказал Переверзев.

Он шагнул вперед, сказал «Салам алейкум», а затем произнес слово, которое запомнил из разговорника: «Врачи». «Где врачи?» – повторял он снова и снова. Старик молча глядел на него. В его взгляде читалась ненависть. Затем мулла повернулся и скрылся в мечети. И дверь закрыл.

– Да, поговорили… – пробормотал майор.

Они двинулись дальше. Миновали один переулок, второй… Уже был виден другой конец кишлака. И тут Переверзев заметил второго человека. Это был молодой мужчина лет тридцати. Он стоял во дворе дома так, что его голова поднималась над глиняным забором. При этом он прижимался к стене дома, чтобы стать незаметным. Увидев, что майор глядит на него, мужчина сделал странный жест: махнул рукой, словно прогонял майора прочь, вон из кишлака, потом ткнул себя в грудь и тоже показал: прочь, вон.

Куликов, шедший рядом с майором и наблюдавший эту пантомиму, заявил:

– Знаете, что он хочет сказать? Чтобы мы вышли из кишлака и подождали его в укромном месте. Он к нам придет.