За Черной рекой

— Нет. Видел только, как качались кусты, когда он убегал. Но Зогар Саг, призвав на помощь демона, наверняка сказал, кого надо убить, а кого — оставить в покое. Потому-то он и сбежал при виде нас. А если тебе нужны еще доказательства — смотри!

Убийца вступил в лужу крови возле трупа. Вон его след на обочине. Может, ты скажешь, что это человеческий след?!

Бальфус содрогнулся. Ни человек, ни один из известных ему зверей не мог оставить этот невероятный, чудовищный трехпалый след, похожий на след птицы и пресмыкающегося одновременно, но не принадлежавший ни тому, ни другому.

Осторожно, чтобы не дотронуться, Бальфус растянул пальцы над отпечатком, и из его груди вырвался удивленно-испуганный вздох — он не смог охватить весь след!

— Что же это?! — прошептал он. — В жизни не видел скотины, которая оставляла бы такое!

— И ни один человек в здравом уме не видел ничего подобного, — угрюмо добавил Конан. — Это демон топи. На болотах за Черной рекой они роятся, как нетопыри. Слышно иногда, как они воют, словно проклятые души, когда в жаркие ночи приходит сильный южный ветер.

— Что будем делать? — робко спросил аквилонец, всматриваясь в глубокие гранатовые тени. Его преследовало выражение ужаса, застывшее на лице убитого. Он думал о том, какая жуткая морда высунулась из-за ветвей, чтобы заморозить смертельным страхом кровь в жилах несчастного.

— Не стоит и пробовать идти по следу демона, — угрюмо пробурчал Конан, доставая из-за пояса короткий лесной топор. — Я уже пытался это сделать, когда был убит Сорактус; через несколько шагов потерял след. Может быть, у него выросли крылья, и он улетел, а, может, погрузился в землю и ушел в ад. Не знаю. Мула искать мы тоже не будем — он либо вернется в форт, либо попадет к какому-нибудь поселенцу.

С этими словами он срубил два деревца длиной футов по десять каждое, очистил их от веток, затем, нарубив лиан, сплел примитивные, но крепкие носилки.

— Единственное, что мы можем сделать — это не отдать демону голову Тиберия, — буркнул он. — Отнесем тело в форт. Это чуть больше трех миль. Никогда я не любил жирных дураков, но нельзя же позволять пиктам делать все, что им заблагорассудится, с головами белых!

Вообще-то пикты тоже были белыми, хотя и довольно смуглыми, но жители пограничья их белыми не считали. Бальфус взялся за задние ручки носилок, на которые Конан бесцеремонно бросил тело несчастного купца. Киммериец, несмотря на зловещий груз, шума производил не больше, чем раньше. Из пояса покойного он сделал петлю на рукоятках носилок и нес свою часть ноши левой рукой, сжимая в правой обнаженный меч. Его беспокойные глаза все время ощупывали мрачную стену леса. Тени густели. Голубоватый туман смазывал очертания деревьев. Лесная чаща погружалась в сумерки, превращаясь в средоточие тайны, скрывающей нечто неподвластное человеческому воображению.

Они прошли уже около мили, и у Бальфуса понемногу начали побаливать мышцы рук, когда из чащи донесся новый пронзительный крик. Конан рванулся, и Бальфус уронил носилки.

— Это женщина! — воскликнул Бальфус. — О, великий Митра, там взывает о помощи женщина!

— Жена поселенца заблудилась в лесу, — проворчал Конан. — Наверное, искала корову и… Останься здесь, — как волк, почуявший след, он нырнул в зеленую чащу. У Бальфуса волосы встали дыбом.

— Здесь? С трупом и дьяволом, укрывшимся в чаще? Я с тобой!

И он помчался вслед за Конаном. Тот оглянулся на него и ничего не сказал, хотя и не замедлил бег. Пока Бальфус расходовал дыхание на проклятия, Конан, подобный бесшумно скользящему среди деревьев призраку, далеко обогнал его, вылетел на поляну и застыл, чуть наклонившись вперед, с искаженным от злобы лицом, с поднятым мечом в руке.

— В чем дело? — осведомился, задыхаясь, подоспевший Бальфус, утирая пот с лица и тоже вынув из ножен меч.

— Кричали с этой поляны или откуда-то поблизости, — ответил Конан. — Я никогда не ошибаюсь в определении направления звука, даже в чаще; но где…

Внезапно вопль раздался вновь, позади них, со стороны тропы, которую они оставили. Крик вознесся над лесом пронзительно и жалобно — крик женщины, охваченной ужасом — и тут же неожиданно он перешел в воющий, торжествующий смех, который мог исходить лишь из уст демона из глубочайшей бездны ада.

— Что, во имя Митры… — лицо Бальфуса казалось бледным пятном в окружающем полумраке.