За черным соболем

Софронов торопил и настаивал скорее покидать «волчью падь»,- как он назвал долину неизвестной реки. Волки могли появиться и загрызть последнего оленя.

Теперь мы держали путь к ближайшему колхозу на Селемдже, чтобы там пополнить свой транспорт новыми оленями.

Впереди шел Софронов на лыжах и вел в поводу оленя, тащившего за собой нарты с грузом. По их следу шли мы с Авдеевым и вместе с собаками тащили вторую нарту с более легким, не уместившимся на первой нарте снаряжением. Иначе мы могли замучить одного оленя.

Безмолвие царило в тайге. Соболиных следов не попадалось, хотя мы и осматривали по пути все места, где мог обитать этот хищник. Надежда найти на Усть-Боме скопление этих драгоценных зверьков растаяла, как льдинка у костра, и мы брели за нартой понурые и молчаливые.

- Не везет нам, паря,- вздыхал Авдеев.- Зря тайгу топчем. За четыре месяца одного соболя… Курам на смех!

Софронов не принимал участия в наших разговорах даже когда останавливались на отдых: то ли уставал, то ли занят был какими-то своими мыслями. Может быть, скучал по семье. Причин было много, и я не подходил к нему с расспросами.

Двигаясь как-то крутым берегом над речкой, он остановился и позвал нас. Мы, бросив нарту, подошли. От берега речки в лес шла четкая парная цепочка соболиных следов.

- Привал! - скомандовал повеселевший Авдеев.

Поставили палатку. Софронов выразил желание пойти за соболем, поскольку он, а не мы, нашел след. С ним пошел Авдеев, а я остался в палатке. Пора было привести в порядок свои записи.

В середине дня я вышел из палатки набить котелок снегом и нарубить дров. Снег сверкал так ярко, что я зажмурил глаза. Мороз был небольшой, градусов двадцать пять, стояла тишина и голубая зимняя дымка окутывала лес и ближние сопки.

Наконец, после темной палатки я осмотрелся. Мое внимание привлекли две черные точки - птицы, сидевшие на лиственнице почти рядом.

«Может глухари,- подумал я.- Неплохо бы подстрелить одного к ужину!..»

С этой мыслью я быстро юркнул в палатку, оделся, схватил карабин и выскочил обратно. В светлой лиственничной тайге трудно подойти к птицам незаметно. Как я ни крался к ним, они меня увидели и перелетели на следующее дерево. Я снова последовал за ними. Так повторялось несколько раз, пока они не уселись на дерево, вблизи которого находился • ельничек. Я быстро обежал вокруг, подкрался с другой стороны к птицам на выстрел и, тщательно прицелившись, сбил более крупного глухаря-петуха. Второй сразу улетел, преследовать его было бесполезно, поэтому, забросив убитого петуха за плечо, я направился к палатке, от которой незаметно удалился на приличное расстояние. Вдруг я увидел столб темного дыма, поднявшегося над лесом, над тем местом, где стояла палатка.

«Чтобы это могло быть? - подумал я.- Неужели вернулись мои проводники? Наверное, убили лося или согжоя и теперь опаливают голову над костром. Значит, вечером будем есть холодец из сохатиной губы. А может, жарят печенку… Ну и я их порадую. Суп из глухаря тоже неплохая штука!..»

С этими мыслями, очень довольный, я не спеша направился к палатке. Когда до нее оставалось не более двухсот метров, я увидел, что ни людей, ни палатки нет, а дымится черное большое пятно на снегу.

«Палатка сгорела!?» - как громом поразило меня.

Посреди черной бесформенной дымящейся кучи одиноко стояла железная печка с наклонившейся трубой.

Все пропало! Схватив остол, воткнутый в снег около нарты, я принялся разгребать и разбрасывать черные лохмотья сгоревшей одежды, в надежде спасти то, что еще уцелело. В обуглившихся остатках удалось найти жестяную коробку с сахаром, соль, жалкие крохи продовольствия, сильно отдающие дымом. Все остальное сгорело. Сгорели меха, сгорела и единственная шкурка соболя, сгорели наши боеприпасы. Как злая насмешка над нашим бедственным положением, невредимой стояла железная печка, виновница пожара, уставившись жерлом трубы в бледно-голубое небо. Я зло со всего размаху толкнул ее ногой и она с громом откатилась в снег. «Что теперь делать? Все пропало!..» Не знаю сколько я просидел в унынии над пожарищем, когда послышались голоса моих товарищей, возвращающихся с охоты. Кирька ткнулся холодным носом в мои руки. Я машинально погладил его по голове.

Подойдя к пепелищу, они остолбенели.

- Что такое! Как случилось? - воскликнул Авдеев.

- Сгорело все,- упавшим голосом ответил я.- Пока ходил за глухарем, видно от искры загорелась палатка. Что теперь делать, сам не знаю!

- Пропадем теперь в тайге,- безнадежно махнул рукой Софронов.- Мороз, где ночевать будем? Палатки нет, продукты сгорели, соболя, однако, так и не найдем. Ай, совсем плохо дело. Надо домой ходить!