За чертой

Синтия. Девочка была хрупкая, в ее огромных карих глазах пряталась тайна. Мальчик, конечно, рыжеволосый и худой как щепка. Они играли здесь в прятки. В то время здесь все было заброшено. «Странное чувство, когда возвращаешься на старые места, – сказал он. – Странно спать в комнате под названием «Камелия».

Декко. У тебя, старушка, немного сдали нервы.

Стрейф. Ничего удивительного.

Декко. Выпей чаю, и все пройдет.

Стрейф. Послушай, дорогая, если этот тип действительно приставал к тебе…

Синтия (внезапно кричит). Господи, зачем ему было ко мне приставать!

В гостиной наступает полная тишина.

Стрейф. Говори потише, дорогая.

Синтия. Они приехали сюда летом. Цвела жимолость. И тимьян. Он не знал, что они так называются.

Снова слышен плеск волн. На этом фоне звучат детские голоса.

Девочка. Где же ты? Где ты?

Мальчик. Далеко-далеко. Ужасно далеко. (Он поддразнивает ее, но голос его полон нежности и счастья.)

Девочка. Не надо, пожалуйста. Ну пожалуйста.

Мальчик. Я в лесу. А теперь у коттеджа. Я ушел на белую ферму. Теперь я у родника.

Девочка (умоляюще). Отзовись. Не прячься… Прошу тебя, отзовись.

Мальчик. Я же тут, совсем рядом. Я люблю тебя. Я просто без ума от тебя.

Девочка. Так в кино говорят.

Мальчик. В кино целуются.

Девочка. В кино отвечают: «И я люблю тебя».

Мальчик. Старые фильмы мне больше всего нравятся. Девочка. И я люблю тебя.

Плеск волн стихает, и снова слышны голоса в гостиной.

Синтия. В школе они учили географию и арифметику. Им рассказывали легенды об ученых и героях, о королеве Мэб и Финне Маккуле [3]. О том, как святой Патрик [4] обратил язычников в христианство. История знала много королей и верховных королей, и еще в ней были Шелковый Томас и Уолф Тон [5], бегство графов и осада Лимерика. Много сражений и убийств.

Шум гостиной стихает.

Милли (от автора). Когда Синтия все это произнесла, мне пришло в голову, что трагические события сегодняшнего утра подействовали на ее рассудок. Она вела себя странно: непричесанная, спустилась в гостиную и ни с того ни с сего заговорила о детях, В ее словах не было ни капли смысла; неужели она не в состоянии понять, что лучше поскорее забыть об этом прискорбном эпизоде? Я протянула ей блюдо с печеньем, надеясь, что она начнет есть и замолчит, но она оставила мой жест без внимания.

Снова шум гостиной.

Синтия. Любила ли она шить и готовить? Какие исторические герои ей нравились?

Стрейф. Знаешь, дорогая, мы никак не можем понять, о чем ты нам толкуешь.

Синтия. Я рассказываю вам историю детей. Рассказываю о мальчике и девочке. Они бывали здесь. С тех пор прошло много лет, но вчера вечером он приехал, чтобы в последний раз попытаться понять. А потом бросился в море.

Милли. Синтия, дорогая, выпей чаю, попробуй печенье, напрасно ты от него отказываешься.

Синтия. Палило солнце, они ехали на старых велосипедах, счастливые беглецы. Вы можете представить себе, как это было? Новый асфальт на дороге, дробь камешков, отскакивающих от колес. Клубы пыли от промчавшейся машины, запах нагретого гудрона.

Стрейф (вздохнув). Нет, дорогая, ничего мы не представляем.

Синтия. Они плавали, а потом загорали на берегу, там, где вы шли сегодня. Ходили к роднику за водой. Тогда здесь не росли магнолии. Не было парка, ухоженных тропинок к морю среди скал. Этот край, такой идиллический для нас, был и для них царством покоя: деревья, папоротники, заросли шиповника у родника, солнце и море. В лесной чаще скрывался заброшенный дом, и они искали его. Играли в прятки. На белой ферме их поили молоком.

Пауза.

Декко. Все миновало, и слава Богу. Шум гостиной стихает.

Милли (от автора). И снова на Синтию будто столбняк нашел, а я опять подумала, уж не повредилась ли она умом от переживаний. Я не могла отказать себе в удовольствии и представила, как ее выводят из отеля и сажают в синий фургон, похожий на машину «скорой помощи».

Снова слышен шум гостиной.

Синтия. Может быть, все дело в тех городских улицах, на которых они росли. Или виновата история, которую они учили, он – у христианских братьев, она – у монахинь? Здесь на острове история не кончилась, это в Суррее она давным-давно остановилась.

Стрейф. Перестань терзать себя, дорогая.

Декко. Синт, мы должны отрешиться от того, что здесь случилось.

Синтия. Через двести лет после рождества Христова началось правление верховных королей Тары [6]. Прошло полвека, и остался только гаэльский язык правителей и латынь церковников. Нахлынули норманны, и с тех пор кровопролитие не прекращалось. В 1172 году папа отдал Ирландию Генриху II. Вам это известно? Известно, что папа взял и подарил страну королю?

Стрейф (резко). Нет, дорогая, неизвестно.