За чертой

До трассы грунтовая дорога вела через лес и разрушенную деревню Чеховку, давно уже опустевшую. После дождя из неё так никто и не вышел, все живое там погибло. Сильная радиация окутала брошенные дома, и грунтовкой этой никогда больше не пользовались. Приходилось сворачивать налево и делать крюк по полю, объезжая стороной опасное место.

Поселение, за долгие годы ставшее для всех родным, скрылось за поворотом, и группа направилась к старому шоссе. Опасная Чеховка находилась справа, в паре километрах от черного, мертвого леса. Оттуда постоянно доносились странные звуки, на которые никто уже не обращал никакого внимания. Никто, кроме Гены, тревожно поглядывавшего в сторону черного леса.

– Что это, а? – обеспокоенно спросил он, снимая с плеча автомат.

– А ты сбегай, посмотри и нам заодно расскажешь потом, – смеясь, сказал Саша и лег на спину, удобно расположившись на мягком сене и прикрыв глаза рукой.

– Если выживет, то обязательно расскажет, – поддержал издевку Алексей и хохотнул в голос.

Геннадий же не обращал внимания на подколы со стороны старших товарищей, продолжая сжимать рукоять автомата.

– Хорош, парни, – вступился за него Павел и обратился уже непосредственно к Гене: Опусти автомат, сломаешь.

– Не, ну а что это? Кто там? Там же всё мертво. Откуда звуки? – не унимался он, ерзая на козлах телеги и не опуская автомата.

– Да не знаем мы, угомонись.

Паша начинал нервничать. Гена никогда ему не нравился. Скользкий он какой-то, с гнильцой парень. И вроде плохого–то он не сделал никому, но было в нем что-то отталкивающее. А может, ему просто завидовали остальные выжившие сироты, поскольку только у него был родной, кровный человек. И он всегда этим пользовался, а дед часто ему потакал, баловал. Степаныч же относился ко всем детям одинаково, разделяя их лишь на мальчиков и девочек.

– Может, пальнуть туда, а?

– Я тебе пальну щас, твою мать! Заткнись и рули кобылой! Пальнет он, блин! – прикрикнул на него Павел, не желая больше слушать глупые вопросы юнца.

Гена замолчал, насупился и, опустив автомат, взялся за вожжи. Группа шагом продвигалась в обход непривычно темного леса, в котором даже птицы не пели, да и вряд ли были они в этом лесу. Единственные звуки, наполнявшие этот мрачный лес, это то ли вой, то ли жалобный крик, доносящийся из брошенной деревни. Все бывшие скотники их поселения были родом из этой самой Чеховки, но после дождя там стало смертельно опасно находиться и с тех пор никто туда не совался. Выживших из этой деревни тоже никто никогда больше не видел. Да и вообще, других выживших людей никто не видел после зимы ни в городе, ни в окрестностях, куда удавалось пройти, минуя радиацию.

Проехав злосчастный участок пути в обход Чеховки, всадники вновь ускорились, перейдя на рысь. Лошадь легко тянула за собой пустую, если не считать двух человек, телегу, и спокойно следовала за всадниками впереди. Через пару километров группа пересекла разбитую, с остатками асфальта, шоссейную дорогу и, отдалившись от нее на пару сотен метров, остановилась. Устроив короткий привал и наскоро перекусив, чем Петровна послала, все собрались ехать дальше.

Гена взялся за вожжи и посмотрел назад. Саша запрыгнул в телегу и усаживался в ней сзади, когда со стороны Чеховки что-то треснуло громко и звонко, так, что ударило по ушам. И вслед за треском раздался жуткий, громкий, похожий на волчий вой. Протяжный и страшный, он наполнил воздух тошнотворным запахом тухлых яиц. Через несколько секунд все стихло и мир накрыло зловещей тишиной, в которой даже ветер боялся шуметь листвой деревьев.

Саша едва успел пригнуться, как Гена с диким криком и ужасом, застывшим на его перекошенном от страха лице, вдруг начал стрелять в сторону брошенной деревни. Рожок быстро опустел, а обезумевший Гена продолжал давить на спуск, дико крича и визгливо вздрагивая. Саша внезапно врезал ему правой, отчего тот, всхлипнув и выронив автомат, упал с телеги на землю и затих. Павел неодобрительно посмотрел на друга, а тот лишь пожал плечами.

– Да, я тоже обделался, но стрелять-то нахрена было!? Я еле пригнуться успел!

– Я же сказал. Только мне можно, Сань.

– Только тебе!? Да он же чуть башку мне в фарш не превратил, блин! Я же говорил: дебил! – негодовал Саша, Глаза его горели от гнева и недавнего испуга.

– И я, – после недолгого молчания спокойно сказал Алексей.

– Что ты? – не понял Паша.

– Обделался я. Жутко стало.

– Но ты же не стрелял, – оправдывая свой хук справа, говорил Саша.

– Да, я тоже, слегка. Мля, что это было? По ушам всем ударило, или только мне? – спросил Павел, спешившись и проверяя пульс на шее Гены.

– Мне тоже, – закивал Саша, спрыгивая с телеги.

– И мне, – подтвердил Алексей и указательным пальцем коснулся своего левого уха.

– Валить надо нахрен отсюда. Сань, грузи этого и автомат не отдавай ему, пока я не скажу. Лёха, помоги ему.