За чертой

– Это Батя, – сказал Атаман. – Он теперь для вас Бог, царь и воинский начальник… Все вопросы к нему…

– Нас к Мозговому? – за всех спросил Усов.

– Ага, к Бетмэну и Мозговому… И сразу в бой!.. – с усмешкой ответил Батя. – В Дубраву вас отвезу. Там тренировочный лагерь – проверят, кто на что годен. Сейчас много поступает таких, кто и в армии не служил…

– И что с такими? – настороженно спросил Афанасий.

– Учим…

Батя осмотрел строй измотанных трудной дорогой ополченцев, свой взгляд остановил на Татьяне, которая, впрочем, выглядела свежее других.

– Вас что-то смущает? – спросила она.

– Да нет… – уклончиво ответил Батя. – Работа для всех найдётся…

– Татьяна мастер спорта по стрельбе… – сказал Атаман и, сделав паузу, добавил: – По стрельбе из лука.

– Нам бы ещё метателей копий… – усмехнулся Батя, но тему развить не успел.

– Хватит тут хахоньки разводить!.. – сурово подступил к нему дед Павло. – Ты привёз мне?…

– Привёз… Вон чай, сахар, печенье… Будешь ребят угощать…

– Ты мне мозги не крути. Гранатомёт привёз?!

– Дед Павло, на хрена он тебе нужен?..

– Он мне нужней, чем тебе!.. Разъездились тут, гады… Туда-сюда, туда-сюда… Вон, сегодня Петруху чуть не прихватили… А был бы – я б им…

– Дед Павло, поставь чаю, – устало произнес Батя. – Нам скоро отчаливать…

Обиженно сопя, дед Павло заваривал чай. Все присели на лавки вокруг стола, который стоял в теньку виноградной беседки. Где-то на горе один за другим громыхнули три разрыва. Дрогнула земля, звякнули ложки в стаканах.

– Это Кудияра за Погореловкой утюжат, – глянув в гору, сказал Батя. – Последний блокпост с севера. Не устоят – всё посыплется до самой Станицы…

– Во казачура! – не тая восхищения, добавил дед Павло. – Молодь похватала свои айфоны и драпает кто куда, а этому за семьдесят – с баррикады не слазит… Гранатомёт привезёшь?..

Батя поперхнулся чаем, закашлялся, но ничего не ответил.

Серёге было приятно слышать о Кудияре. Хотелось тут же всем рассказать, что это его отчим, но, по обыкновению, он промолчал.

– Погореловка наша? – спросил Батю.

– Да толком ничья… Утром правосеки чёрно-красные флаги вывесят, к обеду Кудияр посбивает их, вывесит свои, нет своих – российский повесит, к вечеру опять правосеки, ночью опять Кудияр. Так и тасуются…

– А что местные администрации? – спросил Усов.

– А то ты не знаешь наших чинуш!.. – махнул рукой Батя.

– Кто придёт – тем и служат, – добавил дед Павло. – Они, конечно, с радостью готовы служить нам, но приходят бандеровцы – без радости служат им…

– В Погореловку не заедем?… – спросил Серёга.

– У него мать в Погореловке, – сказал Атаман.

– Сейчас нельзя туда, можно напороться. Отобьём окончательно – повидаешься… – пообещал Батя.

– А ты чего кислый? – взглянул на Атамана.

– Ещё раз отведу, и всё… – сказал тот. – Ухожу к Бетмэну…

– Ты это брось дурку гнать! – сурово прервал Батя. – Этому гранатомёт, тебе к Бетмэну… А людей через линию кто водить будет? Петруха?

Атаман молча вздохнул.

– И вообще, я тебе ещё за прошлый раз не ввалил!..

Атаман вскинул голову.

– Когда по нам из рощи стреляли, ты зачем со своей «мухобойкой» выскочил?

– Отвлечь на себя хотел…

– Отвлечь… Ты, Атаман, запомни, если меня убьют – завтра сюда другого пришлют, а тебя здесь никто не заменит. Ты нам живой нужен…

– Ребята там воюют, а я здесь…

– Не каждый мужчина, кто в кого-то стрелял, но каждый, в кого стреляли… – парировал Батя и взглянул на часы.

– Так, бойцы, закладывайте вещами зад микроавтобуса и по рюкзаку по бокам, – скомандовал он. – Будут стрелять – падайте на пол…

– Не напоритесь там… – строго сказал дед Павло.

– Не напоремся… Они теперь до ночи магистрали топтать будут, – подмигнул Атаману Батя.

– Хоть бы рыбаков там не постреляли…

– Пусть стреляют… – неожиданно произнёс Батя. – А то кому война, а кому рыбалка… Как только начали нас долбить под Станицей – толпы беженцев ломанулись к границе. И кто попереди всех? Рыбачки… Бегут здоровенные мужики. У них дома попалили, детей побили, а они ломятся попереди баб… Кудияр на своём блокпосту порядок мигом навёл – женщин, стариков, детей в первую очередь, а мужикам говорит: «Наденете бабские колготки, тогда пропущу!»

– И что же, надели? – улыбнулась Татьяна.

– Некоторые одумались, вернулись, а в основном «надели»… – морщится Батя.

На прощанье он обнял деда Павла, ткнул кулаком в плечо Атамана.

– Ты это… Куда тебе в твои годы… Там молодые нужны, там бегать надо…

– Ну да… А тут я не бегаю… – сказал Атаман и потёр кулаком засохшие на лице грязные потёки пота.

Прощаясь, он обнял каждого и каждому попытался найти нужное слово: «Ты, Ус, не вздумай погибнуть, тебе ещё нашим детям историю писать», «Хоттабыч, на тебе Татьяна…», «Татьяна…» – Татьяне ничего не сказал, только поцеловал в лоб.

Атаман перекрестил отъезжающих, и ему сразу стало одиноко и грустно.

– Плесни чайку, – попросил деда Павла.

– Что-то на тебе лица нет. Может, карвалолу плеснуть?

– Плесни чего-нибудь…

– Загонял ты мотор…

– А-а…

– А я как переволноваюсь… Тут у меня одно средство… Может, пересидишь у меня до завтрева, а на зорьке…

– Не, – мотнул головой Атаман.

– На зорьке спокойней.