За чертой

В доме нет ни воды, ни света. Матери восемьдесят семь лет, она много лет глуха, батарейки в её слуховом аппарате давно сели, и она почти ничего не слышит и, похоже, не совсем осознаёт, что происходит вокруг. Увидев меня, обрадовалась, засуетилась.

– Стреляют? – кричу ей в ухо.

– Нет, тихо, хорошо…

Она даже не знает, что рядом разбита многоэтажка.

– Я с Жекой. Узнала? – кричу ей.

– Из ЖЭКа?

– Из ЖЭКа, из ЖЭКа, – смеётся Жека. – Пусть думает, что из ЖЭКа, приехал воду чинить…

– Ты одна в доме осталась? – кричу ей.

– Не одна. Люся с шестой квартиры и Терентьевна… Проведывают меня кажен день…

С годами мать огрузла, по комнатам ходила вразвалку, по-утиному разбрасывая ноги, но, как и прежде, была неугомонна и подвижна.

– О господи, чем же я вас кормить буду?.. – озадаченно шепчет она.

Покачиваясь из стороны в сторону, спешно идёт в ванную, где под краном стоит кастрюля, на треть наполненная бурой водой, – видимо, последний её запас.

– Щас, щас, что-то придумаю…

– Не нужно ничего! – кричу ей в ухо. – Я приехал за тобой.

– За мной?

– Да. Забираю тебя к себе.

– Зачем?

– Жить у меня будешь.

– Я никуда не поеду, – неожиданно говорит она. – Как же я дом брошу, тут растянут всё…

– Что тут тянуть?.. – раздражённо ворчу я, но в ухо кричу ей:

– Поехали, внуков проведаешь, и назад!

Проведать внуков она соглашается. Начинает собирать в узелки какие-то кулёчки с остатками крупы, вермишели…

– Оставь! – кричу я. – У нас всё есть!

– Как же я без гостинцев, с пустыми руками к внукам?..

– Пусть берёт, – говорит Жека. – Ей с этими запасами спокойней будет ехать.

Наконец собралась. Мать берёт в охапку кота.

– А этого зачем? Там транспорт детьми переполнен, а мы с котом…

– Я без кота не поеду. Как он останется здесь один?..

– Берём-берём Сепаратиста! – подбадривает Жека. – Он отдельно от всех в нашем УАЗе поедет…

Перед тем как отъехать, Жека советует:

– Ты б там краны все проверил и свет отключи. А то мало ли что у ней тут включено… Вдруг дадут электричество и воду, чтоб беды не случилось…

Кабина УАЗа высоко от земли, мы с трудом подсаживаем мать на сиденье. Я замечаю, как из-за приоткрытой занавески наблюдает за нами седая женщина. «Должно быть, Люся из шестой квартиры», – догадываюсь я и кланяюсь ей. Та кивает в ответ и крестит нас медленной рукой.

Во второй половине дня колонна с беженцами наконец сформирована. Я пересаживаю мать в автобус, на мягкое сиденье, но ей почему-то страшно остаться без меня.

– Ты меня не бросишь? – спрашивает она.

Я тяжело выдыхаю и кричу ей на ухо:

– Мы с Жекой будем рядом ехать! Здесь только женщины и дети.

Выехав с базы, выстраиваемся в одну линию. Первые мы с Жекой, за нами на трофейном «ниссане» Ёж, Уж и в открытом багажнике, свесив ноги, сидит с ручным пулемётом Кубане́ц. За ними машина Бэтмена, автобусы с беженцами. Вслед за всеми, поскрипывая своим снаряжением, как дивный витязь, сошедший в наши дни с древней картины, едва помещаясь в кабине, вёл машину сопровождения Кот. Перед тем как тронуться, Жека вешает на дверцы бронежилеты.

– Если что, нас с тобой будут первыми мочить… – смеётся он. – Собственно, для затравки мы первыми и поедем…

С Аэропорта, не умолкая, били миномёты. Заряды ложились в полях по одну и другую стороны от дороги. Здесь давно сгорела неубранная пшеница.

– Приходится здесь… – словно оправдываясь перед кем-то, бормочет Жека. – Автобусы не УАЗ, их по бездорожью не проведёшь…

Оторвавшись от основной колонны, мы с каждой минутой всё дальше и дальше уходили от колонны, и от обстрела, но тревога, читавшаяся на жекином лице, лишь нарастала.

– Чуешь? – потянув носом, неожиданно спрашивает он.

– Не чую… – отвечаю честно.

– А там… – кивнул в сторону Станицы. – Там говорил: «чую»…

– Там – да. А здесь полная потеря нюха, – пытаюсь шутить я.

– А я чую! Колонну три дня собирали… Кто-то, да отзвонился… Хрен они это упустят… Вон впереди гора и лощина, поросшая лесом… Я бы там ждал…

Глаза у Жеки горят, речь путана, как в бреду.

– А кот ведёт себя спокойно, – стараясь казаться беспечным, говорю я. – Обычно они чуют опасность…

– Чуют… Это я чую! Возьми автомат, – командует Жека. – Что ты его, как бабу, обнял! Выстави ствол в окно… Да отпусти под ноги кота!

Жека заметно нервничал, и эта его тревожность передавалась и мне.

– Внимательно смотри на опушку, если мелькнёт чья-то харя, не жди – первым стреляй! – наставляет он.

– А если это свои?

– Свои здесь не ходят…

Едва лишь машина спустилась в низину и начала идти на подъём, Жека ошеломил меня своим криком:

– Саня, вон они! Мочи!..

Я во все глаза всматриваюсь в заросшие склоны, но никого не вижу.

– Саня, стреляй! – орёт Жека.

Из зарослей белесой маслины, расползшихся по вершине холма, захлопали выстрелы, и я, так ещё никого и не видя, палю в их сторону.

– Мочи, Саня, мочи!.. – вцепившись в руль, ревёт Жека.

Я пытаюсь прицелиться, но машину подбрасывает на колдобинах, и мои пули то взрывают меловой отрог, то уходят высоко в макушки деревьев. У меня спаренные магазины. Один я уже выстрелял, отстегнул, пытаюсь вставить второй, но машину подбрасывает, и я не попадаю в зацеп.