За чертой

Молча следуя за ним, входим с Ужом в тесную комнатушку, посредине которой торжественно стоит одинокий, заваленный бутылками стол. За столом сидит небольшой худощавый человек. Из-под надвинутой на лоб кубанки лениво смотрят на нас тусклые, безжизненные глаза.

– А-а, Ёж… – пошевелившись, невнятно пробормотал он. – Пить будешь?

– Не буду…

– Тогда на… ты пришёл?

– Сейчас в санаторий к Бэтмену поедешь, там, на подвале, мозги подлечишь… – просто объяснил цель своего приезда Ёж.

– Да я знаешь, где твоего Бэтмена видел?! – неожиданно бодро рявкнул Белочка, и в глазах его засиял звериный огонь.

– Не ори, вот Атаман с нами… – с намёком на некий мой авторитет проговорил Ёж. – Он тебе не Бэтмен, нянчиться с тобой не станет, ввалит, по казачьему обычаю плетюганов, – мигом на поправку пойдёшь!

– Что?! Меня пороть?! – сунув руку в карман, взревел тот.

– Но, не балуй! – грозно произносит Ёж и делает шаг вперёд. – Тут тебе не бандерштадт…

С невероятной ловкостью Белочка выхватил из кармана гранату, вскинул руку над головой. Выдернутая чека упала на стол.

– Ну, кто меня тут будет пороть?! – покачиваясь, захохотал он. – Вместе в бандерштадт двинем?..

– Придурок!.. – заорал Ёж и первым выскочил из комнаты.

За ним, едва не опрокинув меня, с удивительным проворством, последовал Уж. Я растерялся, замешкался, и остался на месте. К тому ж кто знает, что у того пьяного полудурка в голове? Побежишь – может, гранату вслед кинет… Да и неудобно атаману бегать, будут потом Жека с Кудином при каждом удобном случае потешаться.

– Атаман? А ты чего стоишь?.. – кивает на дверь Белочка.

– Так ты ж вроде выпить предлагал? – говорю я.

– Предлагал… – согласно кивает тот. – Будешь?..

– Ну, так чего ж я остался?!

– Это другой коленкор! – довольно произносит Белочка и кивком указывает на стул.

Я сажусь за стол напротив Белочки, придвигаю к себе пустой стакан.

– Уважаю… – всё ещё держа гранату над головой, произносит тот. – Закуси, правда, нехрена нет, зато выпить хоть залейся…

– Ты бы вставил чеку, – советую я. – А то мало ли… Уронишь…

– Что, с..?

– Конечно! – говорю я. – Кому ж охота по дури к бандерлогам лететь? Так и выпить с тобой не успею…

– Наливай! – вставив чеку на место, командует Белочка.

– Ловко ты, Белый, «хвосты» обрубил! – кивая на дверь, за которой скрылись Ёж и Уж, и этим стараясь расположить к себе Белочку, говорю я.

– Ну так… – довольно улыбается польщённый Белочка.

Из полупустой бутылки выливаю себе в стакан остатки водки.

– Это и всё?! – уже с насмешкой произношу я. – А говорил: «Хоть залейся…»

– Не всё… Сейчас достану, – обещает Белочка.

Он кладёт на стол свою гранату и, придерживая её правой рукой, склонившись, левой шарит меж пустых бутылок.

«Лучшего момента не будет», – думаю я.

Легко выбив из-под руки гранату, бью Белочку бутылкой по голове. Кубанка улетает в сторону, и Белочка, гремя пустыми бутылками, сползает под стол.

– Ёж, Уж – сюда! – кричу я.

Едва не вышибив дверные косяки, те вместе влетают в комнату.

– Я, кажется, убил его… – говорю я.

– Кого, Белочку? Да его и с пушки хрен убьёшь, – смеётся Ёж. – Уж, вяжи ему руки, пока не очухался!

Заломив Белочке ослабевшие руки, Уж сматывает их скотчем. Придя в себя, тот начинает яростно вырываться, но уже поздно – руки надёжно скручены.

– Ну, Атаман, тебе… – грозит Белочка, не ожидавший от меня такой подлости.

– Потащили? – закончив работу, спрашивает Уж.

– Погоди, давай карманы проверим, мало ли что ещё у него…

Из вывернутых карманов извлекли ещё три гранаты. Подтянули к машине. Я открыл заднюю дверцу.

– Много чести ему… В багажник! – командует Ёж.

– Всё, Атаман, я тебя запомнил!.. – орёт из багажника Белочка. – … тебе!

– А ты не испугался! – смотрит на меня с уважением Ёж.

– У меня нога больная, я не успел за вами, – честно признаюсь я, но сейчас это уже ни для кого не важно.

* * *

Утром, в условленный день, на базу прибыли автобусы, к которым с разных концов города свозили детей и женщин. Мы с Жекой тоже едем через весь город за моей матерью.

– До ДК строителей, напротив первый переулок, налево шарага, направо – многоэтажка… – рассказываю Жеке дорогу.

– Ты давно ей звонил?

– Ей не дозвонишься – она глухая.

– Где-то там на прошлой неделе укры с «Градов» многоэтажку накрыли.

До конца пути едем молча. Вот и разбитая многоэтажка – рухнувшая крыша, чёрные выгоревшие окна. Следующий дом моей матери, здесь только с одной стороны выбиты окна. Некогда шумная людная улица вдруг одичала и помертвела: ни музыки, не песен, ни голосов. На дороге грязь, всевозможный хлам, срубленные осколками ветки деревьев. Мёртвенно-тихо, только ветер протяжно вздыхает в пустых окнах разбитого при обстреле дома, да чуть слышно вспискивает оторванный лист железа на провалившемся чердаке. У обезлюдевшего подъезда материного дома давно не метёный мусор: под ногами те же тополиные ветки с засохшей порыжевшей на солнце листвой, грязные клочья газет и принесённые ветром рваные пакеты. Грозный, безмолвный покой.

«Словно и живых никого не осталось», – похолодела душа.