За чертой

— Обычно каждому четвертому, а я тут вижу четверых потенциальных новобранцев.

— Вообще-то, мне только семнадцать, — сказал Билли.

Сержант кивнул.

— Что ж, — сказал он, — тебе придется принести разрешение от матери.

— У меня нет матери. Она умерла.

— А как насчет отца?

— Он тоже умер.

— Ну, тогда от какого-нибудь другого близкого родственника. Дяди или еще там кого-нибудь. Разрешение должно быть заверено нотариально.

— У меня нет никаких близких родственников. Есть только брат, так он еще младше меня.

— Где ты работаешь?

— Нигде не работаю.

Сержант откинулся в кресле.

— А ты, вообще, откуда такой? — сказал он.

— Мы жили вон там, около Кловердейла.

— Но должны же у тебя быть какие-нибудь родственники.

— Насколько я знаю, у меня нет никого.

Сержант постучал карандашом по крышке стола. Глянул в окно. Бросил взгляд на остальных претендентов.

— Вы все хотите записаться в армию? — сказал он.

Они переглянулись.

— Да, сэр, — сказали все.

— Что-то в голосах уверенности нет.

— Да, сэр, — снова сказали все.

Он покачал головой, покрутился во вращающемся кресле и закатал в машинку печатный бланк.

— Я хочу в кавалерию, — сказал мальчишка с ранчо. — В прошлую войну мой папа в кавалерии служил.

— Это ты, сынок, не мне говори. Это ты скажешь там, в Форт-Блиссе, чтобы тебя направили, куда ты хочешь.

— Да, сэр. Мне седло как — с собой брать?

— Тебе ничего, вообще ничего не нужно брать с собой. Там о тебе позаботятся не хуже родной мамки.

— Да, сэр.

Сержант переписал их имена, даты рождения и какие у кого есть близкие родственники с соответствующими адресами, подписал и отдал им ваучеры на доппитание и направления на врачебный осмотр, снабдив бланками, на которых доктор должен будет написать заключение о состоянии здоровья.

— Все это вы должны сделать прямо сейчас, и чтобы прибыли обратно ко мне сразу после обеда.

— А со мной как? — сказал Билли.

— Подожди здесь. Остальные свободны. Всех жду обратно после обеда.

Когда мальчишки вышли, сержант вручил Билли его направление на осмотр и его ваучер.

— Вот, обрати внимание вот здесь, внизу второй страницы, — сказал сержант. — Это графа согласия родителей. Если хочешь записаться в армию Дяди Сэма, будь любезен принести это за подписью мамочки. Если ей для этого придется спуститься с небес, не вижу проблем: пусть спускается. Ты понял, что я тебе говорю?

— Да, сэр. Наверное, вы хотите, чтобы на этом листе бумаги я расписался за свою покойную мать.

— Этого я не говорил. Разве ты такое от меня слышал?

— Нет, сэр.

— Тогда давай, вперед. Жду тебя здесь после обеда.

— Слушаюсь, сэр.

Повернулся, пошел. Дверь заслоняли какие-то люди, они расступились, давая ему пройти.

— Парэм, — окликнул его сержант.

Он повернулся:

— Да, сэр.

— Возвращайся после обеда сюда, ты меня понял?

— Слушаюсь, сэр.

— Тебе же и идти-то больше некуда!

Билли перешел через улицу, отвязал коня и, сев верхом, вернулся в центр сперва по Серебряной улице, потом по Западной Еловой; бумаги все это время держал в руке. Названия всех улиц, шедших с востока на запад, были древесные, а тех, что с севера на юг, — металлические. Коня привязал перед кафе «Манхэттен», наискосок от автобусного вокзала. Рядом с ним оказалась земельная и скотоводческая компания «Виктория», а около нее на тротуаре беседовали двое мужчин в шляпах с узкими полями и сапогах хотя на вид и ковбойских, но с «ходибельными», более низкими каблуками, какие предпочитает начальство. Когда проходил мимо, они на него покосились, и он кивнул, но на кивок ему не ответили.

Протиснувшись в выгородку за столик, он разложил на нем свои бумаги и заглянул в меню. Подошла официантка, он стал заказывать ланч, но она сказала, что время ланча начинается в одиннадцать. А сейчас он может заказать только завтрак.

— Но я сегодня уже один раз завтракал.

— В нашем городе насчет этого ограничений нет — можно завтракать столько раз, сколько хочешь.

— А какой самый большой завтрак вы можете мне предложить?

— А какой самый большой завтрак вы можете съесть?

— Я к тому, что у меня ваучер из рекрутского пункта.

— Это я поняла. Вижу — вон лежит.

— Четыре яйца можно?

— Надо только сказать, как вам их приготовить.

Завтрак она принесла на продолговатом фаянсовом блюде, где поместились все четыре яйца, с обеих сторон поджаренные, чтобы белок весь схватился, и ломтик жареной ветчины с овсянкой и кусочком масла, а ко всему этому еще тарелочка с крекерами и маленький судочек с соусом.

— Захотите добавки, дайте мне знать, — сказала она.

— Хорошо.

— Хотите сладкую булочку?

— Да, мэм.

— Добавки кофе хотите?

— Да, мэм.

Он поднял на нее взгляд. Ей было лет сорок, черноволосая, с плохими зубами. Глядя на него, обнажила их в улыбке.

— Люблю смотреть, как мужчина ест, — сказала она.

— Что ж, — отозвался он, — сейчас вам предстоит увидеть, как едят действительно не по-детски.

Когда с едой было покончено, он сидел, пил кофе, изучая бланк, на котором полагалось расписаться матери. Смотрел на него, думал-думал и наконец спросил официантку, не найдется ли у нее авторучки.

Ручку она принесла и дала ему.

— Только не уносите, — сказала она. — Ручка не моя.

— Не унесу.