За далекой чертой

– Эй, ты куда? – крикнул ему вслед Девон. – Эльза разозлится, если к чаю не поспеешь!

Пока Гарри бежал, серые тени на земле становились все длиннее. Пару мгновений над ухом у него пищали москиты, но вскоре и они затихли. Повисла тишина, лишь легкий ветерок пробегал по волосам. Влажный жар тяжело стелился над позолоченными стебельками лисохвоста и зелеными побегами жесткой, упрямой травы. Гарри проворно перебирал ногами по пыльной тропе. Острые камни вонзались в кожу стоп, но он просто не мог остановиться. Нет, конечно, опасность Мэри не угрожает, зря он распереживался! Крю ничего ей не сделает, он ведь недавно уже отличился. А вдруг она опять будет пререкаться и разозлит его? Нрав у садовника крутой, так все кругом говорят. Да и Мэри за словом в карман не полезет. Слышал Гарри о Крю и еще кое-что, но боялся даже подумать об этом, иначе голова начинала кружиться, а в животе тяжелело от страха.

Одна половина здания конюшни была залита ослепительным закатным солнцем, а другая уже потонула в тени. Кругом царила тишина. Невыносимая тишина. Где же девочки? Наверное, уже ушли и теперь ужинают у себя в коттедже.

Вдруг раздался всхлип, и Гарри пошел на звук, гадая, не послышалось ли ему. Фыркнула лошадь, ударила копытом. Вторая захрустела овсом. Мальчик затаил дыхание, весь обратясь в слух. Новый всхлип, а потом кто-то шмыгнул носом. Теперь сомнений не осталось.

Лотти он нашел за пустым стойлом: девочка притаилась среди тюков сена, и ее почти не было видно. Мальчик метнулся к ней и опустился на корточки напротив. Веки у Лотти раскраснелись, а сами глаза казались прозрачными.

– Шарлотта, что происходит? Где Мэри? – спросил Гарри шепотом.

– Гарри, помоги ей.

– Где она? Где? – допытывался мальчик. Сердце тревожно стучало.

Лотти не ответила, только уткнулась в колени и зарыдала.

Гарри встал и в отчаянии оглядел конюшню. А потом вдруг услышал крик, потрясший его до глубины души. По спине побежали мурашки. Крик был сдавленный, точно ему мешало что-то (или кто-то!), но звук отчетливо проре́зал темноту и тишь.

Гарри опрометью кинулся проверять все до единого стойла, загончики и чуланы, он исступленно осматривался, силясь понять, откуда же идет звук. А потом вдруг увидел спину Крю. Ярость мигом ослепила Гарри. Садовник затащил девочку в комнатку, где хранилась конская упряжь, и навалился на нее сверху. Стены тут были увешаны седлами и уздечками, а на полу лежала большая груда попон, заслонявшая Мэри, но она точно была там: ее босая маленькая ножка виднелась под темными джинсами Крю, а крики теперь раздавались громче.

Взревев от злости, Гарри кинулся на садовника и стал молотить его руками и ногами.

– Хватит!

Крю обернулся, сощурившись, и одним ударом сшиб Гарри с ног. Тот отлетел в сторону и врезался в стену. В голове что-то взорвалось. Мальчик без единого слова повалился на пыльный, присыпанный сеном пол.

* * *

Голова у Гарри налилась болезненной тяжестью. У него уже случалось сотрясение мозга: как-то раз в приюте Барнардо тяжелый футбольный мяч угодил ему прямо в голову. Гарри тогда было всего пять, и не стоило ему, конечно, играть со старшими, но никто его не отговорил, а взрослые ребята, наоборот, только и делали, что подначивали. «Ну что ты как маленький!» – дразнили они. Ему же совсем не хотелось считаться малявкой: Гарри мечтал поскорее вырасти и пойти работать, чтобы оплачивать счета, ведь тогда мама охотно заберет его домой. «Поди, расплачешься, как мелкий слюнтяй!» – говорили мальчишки. Но Гарри не плакал. Уже на второй неделе жизни в приюте он перестал показывать слезы. Стоит только заплакать на глазах у мальчишек, не знающих сочувствия и утешения, и станешь постоянной жертвой издевок, отчего будет еще хуже.

И обмороки у Гарри уже бывали, но сейчас он первый раз в жизни не мог вспомнить, почему отключился. Вокруг было очень тихо, только кто-то плакал совсем неподалеку. Мальчик открыл глаза и тут же зажмурился: внутри головы прокатилась боль, стремительная, точно скорый поезд, что спешит к станции. Мальчик поморщился, прижал ладонь к виску, снова открыл глаза.

Он лежал в конюшне. Воспоминания мгновенно вернулись и наполнили его, и внутри все сжалось. Подавив приступ тошноты, Гарри поднялся на четвереньки и пополз к Мэри. Девочка скорчилась на ворохе соломы, подтянув колени к подбородку и уткнувшись в них лицом.

– Мэри, – позвал мальчик и притронулся к ее колену.

Она вскинула на него взгляд. Глаза у нее блестели от слез, а цветом напоминали грозовые тучи, уже излившиеся дождем.

– Это я, Гарри. Я тебя не обижу.

Мэри отпрянула, вжалась в стену, попыталась укрыться за ворохом сена.

Гарри очень хотелось обнять ее, утешить, как когда-то утешала его мама, если он разбивал коленки, играя в догонялки, или падал с перил крыльца на мостовую и выбивал молочный зуб. Ему хотелось дать Мэри все, что ей сейчас нужно, но он не мог. Она дичилась его, словно Гарри и был во всем виноват. Может, недаром: ему следовало сразу остановить Крю. Почему он не начал поиски раньше? Почему не дал садовнику жесткий отпор?