За давностью лет

Тут меня осенило — это же каторжник! На станции мне часто приходилось видеть зарешеченные вагоны, которые гнали куда-то дальше, в Сибирь. За нашим городом проходила невидимая граница, за которой проживали ссыльные, а в восьми — десяти верстах была расположена знаменитая тюрьма, где когда-то томились декабристы. Глаза мои загорелись восторгом: как романтично — у нас в гостях беглый каторжник. Отец, конечно, сжег или закопал его арестантскую одежду, а дал ему свою. Мой благородный отец!

Они продолжали беседовать, мое ухо ловило какие-то непонятные мне выражения — „социализм”, „капитал”, „отзовисты”, что-то говорилось о Думе, о Столыпине. Мне стало скучно, я пожелала им спокойной ночи и отправилась восвояси.

Наутро незнакомца уже не было. На мои жадные расспросы отец явно не хотел отвечать: „Так, зашел случайный путник, разговорились”.

Когда я спросила насчет одежды, даже рассердился: „ Тебе показалось. У меня не было никогда такого костюма...”

С того момента в нашем доме что-то изменилось. К отцу стали чаще приходить люди, впрочем, в большинстве это были его знакомые, с железнодорожной станции. Они вместе что-то читали, даже довольно раздраженно спорили. Меня лишь удивляло то, что приходили они к нам не через парадное, а через калитку в саду, что вела к реке.

Так что наши вечерние посиделки с отцом кончились сами собой, что ничуть меня не огорчило, поскольку вечерами я теперь обыкновенно прогуливалась с одним гимназистом...

Как-то раз нас, гимназисток старших классов, пригласили на бал в мужскую гимназию.

Сначала нам показали живые картины, что-то из жизни Древнего Рима, затем акробатические упражнения, и, наконец, с завыванием стал читать свои стихи доморощенный Северянин.

„Декадентщина”, — сказал кто-то громко.

Сзади зашикали, я с любопытством осмотрелась. Рядом со мной стоял высокий гимназист. Он сразу поразил мое воображение — высокий лоб, черные горящие глаза, буйные черные волосы. Заметив мой взгляд, он поклонился и представился: „Симонов. Не надоело вам это? Пойдемте лучше в буфет”.

Я согласилась. За мороженым мой новый знакомый с жаром принялся критиковать сначала гимназию, а потом и существующий строй. Он весь был напичкан революционными идеями. А как он рассказывал о женщинах революции, не испугавшихся казни во имя счастья народа!