За державу обидно

Публика в зале взорвалась: как, опять один кандидат, опять сплошной «одобрямс»? Последовала бурная и продолжительная словесная перепалка, с истерикой, с покушениями на оскорбления, в итоге было принято решение провести переголосование между инженером и рабочим, дабы выдвинуть кого-то из них и, таким образом, создать Моисееву альтернативу.

Страсти поутихли. Комиссия занялась подготовкой нового голосования, был объявлен большой перерыв, и все столпы местной политической мысли отбыли пить кофий, рассуждая по ходу о том, что военные своего кандидата протащили, удовлетворились и уже теперь-то совершенно непринужденно отдадут свои симпатии кому-то из оставшихся претендентов. Кофий был хорош!

Но многие не знали, а кто знал, наверное, забыл, что солдат без команды — дурак. Во время перерыва по фойе быстро и организованно «прошелестела» команда: «При голосовании воздержаться». Ни рабочий не додумался предложить голоса своих сторонников инженеру, ни инженер рабочему. В результате повторного голосования инженер набрал около двадцати пяти процентов голосов, рабочий — меньше десяти — и оба «пролетели». Шум, гвалт, свист, хохот, но предвыборный поезд, ехидно мигнув фонариком последнего вагона, ушел… Да, кофий был хорош…

«Дело сделано, — сказал главный дирижер команды, ее идейный вдохновитель и организатор всех предвыборных побед полковник-кавказец из политуправления Группы войск, «Теперь-дело техники». Умный, глубокий, ироничный был человек, жаль, фамилию не помню. Ситуацию во всей ее многовариантности мог просчитывать и моделировать безупречно. Какую он там штатную должность занимал — бог весть, но то, что был Мастером человековедения — это безусловно. Для него не существовало эмоций, точнее, он манипулировал ими, как фармацевт порошками: мог изготовить лекарство, мог — яд. Короче говоря, ему были ведомы потаенные законы Управления Человеческим Стадом, и он знал, что говорил.

Дальше, действительно, все пошло, как по писаному. Николай Андреевич еще разок на пару дней появился в городе-герое Туле и пропал. 26 марта народ потянулся на голосование, да-да, именно на голосование. Выборы — это от слова «выбирать», иметь право выбора, а выбора как раз и не было. Что уж там сработало, не берусь судить, то ли бессмертный принцип, открытие которого приписывают И. В. Сталину: «Не важно, как проголосуют, важно, как сосчитают», то ли многолетняя привычка советского народа именно голосовать, надеясь на подступах к урне перехватить что-нибудь вкусно-дефицитное, но генерал-полковник Н. А. Моисеев был дружно избран и стал депутатом Верховного Совета СССР. А может, при избрании свою роль сыграло необычайное удобство подсчета голосов избирателей в Туле и Германии одновременно? Кто скажет, что это неудобно — пусть первый бросит в меня камень. А может, мы действительно страна дураков, и лапша, которую нам систематически развешивали на уши, уже к ним приросла и не стряхивается? Трудно сказать, да, наверное, это теперь не так уж и важно, это теперь, можно сказать, история, ее можно оплевать, можно возвысить — переделать нельзя. Факт то, что, став депутатом, Николай Андреевич автоматически, как человек, получивший мандат доверия народа, стал Начальником Политуправления Всея Сухопутных Войск. Я тогда служил в войсках воздушно-десантных, и как он там себя, в сухопутных-то войсках, проявил — не знаю. Как депутат же мелькнул он безгласно несколько раз на экране телевизора и растворился навеки в политическом небытии. Конъюнктура она и есть конъюнктура.

Бессердечные авантюры генерала Сердечного

Жизнь и служба продолжались. 25 марта я с группой офицеров улетел на неделю для работы в Кострому, до предела обострив отношения с бывшим командиром дивизии генерал-майором Ф. И. Сердечным, ставшим тульским областным военным комиссаром.

Как я уже говорил, характера он был предельно жесткого и крутого, но на меня эта крутизна произливалась крайне редко. Он во многом содействовал моему становлению как командира, многому у него я научился. В общем, у меня были все основания относиться к нему с предельным уважением. Став облвоенкомом, генерал Сердечный изредка по привычке заезжал в штаб дивизии, делился впечатлениями о новой службе. Впечатления были исключительно положительные. Большое восхищение вызывало у него следующее обстоятельство: «Понимаешь, стоит на столике десяток телефонов и хоть бы один, сволочь, за день позвонил!» Служба у него до этого была тяжелая, вся сплошь на строевых должностях, поэтому, когда человек в финале такой службы получает должность, на которой можно передохнуть, за него можно только порадоваться.