За девятое небо

– Клянусь перед Богами своим Духом, что буду верен тебе, великий хан Абдай, и всё княжество моё будет верно тебе и духом, и мечом.

– Да благословлять нас Бог, – прорычал Абдай и опустился на подушку. Мухома сел тоже. – Будем говорить дела, – велел хан, и Заяц кивнул. – Толмач помогать, мне пока говорить плохо, – обратился Абдай к Станиславу.

Огонь в сердце шатра трещал, за стенами завывала налетевшая вьюга и изредка доносились голоса людей и ржание лошадей. Беседа Мухомы и Абдая длилась долго – обсудить надо было многое: и дань, и новые порядки, и грядущее. И только когда Хорс опустился в Нижний Мир, да сгустился ледяной зимний вечер, князь Мухома, хан Абдай и Тевур, Станислав и Ворон в окружении ксаев, волхвов и свиты княжеской и ханской торжественно проследовали в город. За правителями ехали вооружённые колосаи.

Люди, вышедшие навстречу князю, кланялись и Мухоме, и ханам – хоть деревенские и были в кольчугах, с мечом на колосаев не бросился никто. Когда процессия достигла княжеского терема, дружинники почтительно распахнули врата двора. В окружении крепких богатырей-защитников встречала князя встревоженная Фросья – она не могла дождаться его в палатах! Увидев, что муж цел и невредим, княгиня с облегчением вздохнула, и только потом заметила грозных ханов и колосаев. Удивление сменилось испугом, и Фросья невольно ступила назад, когда лошади остановились подле парадной лестницы, ведущей в терем.

Мухома и ханы спешились, и князь Волыньки при помощи Станислава представил Абдаю и Тевуру свою жену, которая во все глаза смотрела на толмача-волхва и Ворона.

– Не так сильно удивляйся, душа моя, – шепнул Мухома на ухо Фросье, когда процессия прошла в терем, и Мухома направился в тронный зал. – Поверь мне – всё хорошо.

Фросья хмуро глянула на мужа, но ничего не ответила.

Тёплый свет закреплённых на расписных колоннах свечей разливался по тронному залу, отражаясь от искусной росписи сусального золота, что украшала деревянные стены и потолок, очерчивал искусную резьбу закрытых ставень, струился по алому ковру, ведущему к престолам, играл на инкрустации тронов князя и княгини и высвечивал стоящие позади них капии Сварога и Свагоры.

Абдай первым подошёл к княжескому месту, но подниматься по ступеням не стал. Обернувшись к Мухоме, хан властно проговорил:

– Я обещать – власть твоя. – Абдай кивнул на трон. – Ты править от мой имя, – несмотря на то что чужие слова давались Абдаю с трудом, хан говорил уверенно. И в этой уверенности, заметил Мухома, слышалось истинное веление: хан не уступал трон покорившегося княжества – Абдай ему, князю, приказывал править от своего имени. И Мухома покорился – иного выбора у него не было.

Заяц, почтительно кивнув хану, гордо расправил плечи, взошёл по ступеням и опустился на трон. Фросья покорно поднялась следом и села на меньший престол рядом с мужем.

– Я буду править от твоего, великий хан Абдай, имени, – громко провозгласил Мухома с трона. – Волыньское княжество отныне является княжеством Нового Каганата.

Святослав перевёл слова Зайца ханам и колосаям, и Мухома ощутил, будто зимний холод сгустился больше и лёг на сердце неподъёмным грузом. Сварогины ледяными взорами смотрели то на своего князя, слову которого они не могли перечить, то на ненавистных людей Солнца. «Вот и всё, – размышлял Мухома. – Стал я, как и Ворон, предателем. И какая здесь, к Мору, ворожба? Да простит меня отец Сварог: видит Он, не было у меня иного выхода. Другие княжества дружин на подмогу не присылали, да и столица своих войск более не жаловала».

Тевур же хмуро взирал на покорившегося брату князя и думал о том, что он бы всё же зачаровал Птицу Духа и князя, и всех его поданных: этот Мухома умён и изворотлив, с какой лёгкостью он покорился Абдаю, с такой же лёгкостью он и предаст хана. Хоть Абдай и был согласен с Тевуром относительно норова Мухомы, пленять его Птицу Духа он всё же не стал: колосаям не слепые рабы нужны, а союзники – Тенгри и так гневается за пленённых, уверен был хан Абдай, и ещё больше гневить великого небесного Отца хан не считал нужным.

Глава 16. Навьи дары

Бесконечная тёмная вода казалась живой, наполненной первозданной мощью и неведомой силой.

Илистое дно, такое же серое и безликое, как и всё в подводном мире, терялось в сизой мгле, вечное спокойствие которой нарушали навьи, что тянули за собой коралловую повозку с воздушным пузырём внутри, хранившим детей Сварога. Веслав хмуро смотрел на своих спасителей: человеческое, но в чешуе, тело переходило в длинный рыбий хвост.