За Дунаем

—      Спокойно, я сейчас уйду... А там пусть ищут. До утра я успею попасть на Балканы! Самодива1 встретит меня и сохранит,— Христо вложил кинжал в ножны и обнял сестру.— Ну а теперь прощайте... Ждите вестей от меня. Иванна, сестра, держись... Ты у меня настоящий юнак. Ну, все, пора... Пойдешь на могилу матери, поцелуй ее за меня. Слышишь, Иванна, три, десять, сто раз. И бабушку обними!

—      Слышу, Христо!

—      Ухожу... Ну, прощайте!

Христо ушел, словно его и не было. Иванна слышала, как на дворе заскулила собака. Отец, схватившись за грудь, медленно опустился на пол...

До утра ни Петр, ни дочь не сомкнули глаз; лежали молча, рядом на топчане, ожидая турок. Терялись в догадках: или жандармы прознали о Христо, или должна быть очередная облава.

На рассвете Иванна задремала, и, боясь ее разбудить, отец вылез из-под одеяла, взглянул на дочь и на цыпочках вышел во двор. Село просыпалось. Хлопали калитки. В соседнем саду блеяла коза. На крышах серебрился иней. На сердце Петра стало легко, и он засмеялся. Ничто не предвещало новой беды. Он знал: Христо давно уж в горах.

31

Дорога к белокаменному дому командующего тянулась по крутому склону. Огороженный забором особняк возвышался над городом и поэтому виднелся со

всех сторон. Когда Знаур остановился перед генеральской усадьбой, из раскрывшихся ворот выехала карета. Ворота тотчас захлопнулись, и на улицу вышел солдат. Бросив ружье на левое плечо, он начал вышагивать от калитки до ворот и обратно. Знаур проводил взглядом карету и приблизился к воротам. Он несколько раз пытался обратиться к солдату, но опасался его строгого вида. Кто знает, сколько бы он простоял так, не появись из усадьбы офицер.

Тут Знаур вовсе оробел и даже собрался уходить, проклиная себя за то, что согласился поехать в город с прошением.

—      Чего пожаловал? — грубо спросил офицер.

Обрадованный Знаур засуетился. Он никак не мог

найти карман.

—      Ты что, барана ищешь или чешешься?

Знаур вытащил прошение и подал офицеру.

—      Вот... Бери!

Офицер, взглянув на бумагу, однако не взял ее. Знаур стоял перед ним с протянутой рукой, растерявшийся, не зная, как поступить. И тогда он вспомнил тех, кто послал его с прошением, и посмелел.

—      Бери,— глухо произнес он.

Офицер оглядел его недобрым взглядом и присвистнул:

—      Однако ты настойчив.

—      Бери,— повторил Знаур.

У него раздувались ноздри, на смуглом лице ходили желваки. Офицер вырвал из рук Знаура прошение.

—      Бродят тут, разбойники. В Сибирь бы их... И чего только их пускают в город? — недовольно проворчал он.— Того и гляди вонзят кинжал в спину.

Знаур терпеливо ждал, когда офицер удосужится взглянуть на прошение.

—      Идем,— позвал офицер и, пригнувшись, исчез в калитке.

Одернув кинжал, Знаур последовал за ним. Во дворе, справа от калитки, стоял домик, похожий на сторожку, в каких на Кавказской линии жили казаки. Вошли туда. Усевшись за низкий широкий стол, офицер громко крякнул, бросил на стол прошение.

Ну-с, с чем пожаловал? Так-с! Так-с!

В какой уже раз Знаур обращался про себя к богу, чтобы тот помог ему в деле, за которое взялся он не по своей воле. Стоя перед офицером в почтительной позе, Знаур боялся чем-либо вызвать новый гнев русского.

—      Выходит, самому командующему вздумали подать прошение? М-да! — офицер взял двумя пальцами гербовую бумагу и поднес к глазам.— «До водворения русской власти на Кавказе,— читал он вслух,— мы жили в горах, где вместе с фамилией Тулатовых пользовались наравне землей пахотною, сенокосом и пастбищными выгонами. Наконец, по принесению покорности правительство предложило горным жителям заселить плоскость, почему мы с Тулатовыми и поселились около Владикавказа...» Покорность, значит, проявили? Да вы и в могиле разбойничать будете! Ну а на что же жалоба? Тулатовы не дают вам пользоваться землей? Ай-ай! Несчастные. Наравне со своими господами хотите жить?

Знаур не мог понять, то ли офицер обращается к нему, то ли разговаривает сам с собой, и поэтому на всякий случай кивал головой. В помещение втиснулся солдат, встал у двери, облокотившись на ружье. Офицер обратился к нему, и солдат принял положение «смирно».

—      Что, Иван, и ты хотел бы жить, подобно своему барину? А?

—      Никак нет, вашблагородие!

—      А отчего же?

—      Больно уж хлопотно быть барином,— осклабился солдат.

—      Ха-ха! А вот он не прочь! Хорош, каналья! Да как ты смел беспокоить его превосходительство пустяками? — неожиданно крикнул офицер.— Да я тебя сейчас отправлю на гауптвахту! — Он ожесточенно смял прошение.— Чтобы и ноги твоей не было в округе, каналья!

Остался далеко позади господский дом, а Знаур все бежал, пока его не окликнули.

—      Эй, добрый человек!

Знаур остановился, лицо его горело. Перед ним стоял незнакомый мужчина.

—      Да будет счастлив твой день,— приветствовал незнакомец.— Прости меня, я обратился к тебе, но у меня не было другого выхода.

—      Пусть у моего врага будут такие дни, что бог дал мне сегодня,— со злостью ответил Знаур.— Прости меня, брат, наверное, я похож на зайца, которому приснился волк?