За Дунаем

К Каруаевым ушли Бза и старики — Гацыр и Елкан. Сваты не сразу направились к Бекмурзе. Они постояли у своей калитки, пока глаза привыкли к темноте. А когда стали различать дорогу, оглядевшись, прислушались к ночным шорохам, далеким звукам. Бза очень боялся чужого глаза, когда дело еще не сделано. Этот суеверный страх появился у него с тех пор, как он начал ходить на охоту в горы. Он рассуждал так: попадись мы кому-нибудь на глаза, считай, не видать тебе удачи, возвращайся назад. Да еще наутро все село облетит весть: «Кониевы послали сватов к Каруаевым». Вот почему Бза действовал с большими предосторожностями. Сваты больше молчали, а если говорили между собой, то шепотом и лишь в тех случаях, когда не было другого способа объясниться.

Короткая летняя ночь укрыла сватов от недругов, и оттого на душе у Бза было спокойно. Он знал жизнь слишком хорошо, чтобы не остерегаться завистников.

У калитки Бекмурзы сваты остановились. Спутники Бза услышали, как старик произнес про себя короткую молитву, и тоже поспешили обратиться к богу с мольбой помочь им в многотрудном деле, за которое они взялись. Где-то залаяла собака. Бза постучал в калитку и замер. Вскоре послышались шаги по ту сторону низкого забора.

— О, Бекмурза, где ты? — вполголоса спросил Бза.

— Здесь мы, здесь,— раздался тревожный голос хозяина.

Загремел засов, открылась калитка, и, не выходя на улицу, Бекмурза проговорил:

— Да принесет мне ваш приход счастье! Кто бы вы ни были, говорю я вам, «здравствуйте», и пусть черная весть, с которой, быть может, вы пришли, останется за порогом! — хозяин отступил в глубь двора, чтобы дать возможность пройти нежданным гостям.

— Да не откажет тебе бог в счастье!—ответил Бза.

Узнал Бекмурза старика по голосу и сразу же успокоился.

— О, извини, Бза, ночь такая темная, что глаза плохо видят. Входите в дом, дорогие гости,— хозяин шел впереди, указывая дорогу в кунацкую.

Бекмурза был беден, а кунацкая все же в доме имелась. Пусть там нет ничего, кроме жесткого топчана, покрытого войлоком, да столика, а все же гостю в доме Бекмурзы было где отдохнуть. .Хозяин сам часто оставался голодным, а для гостя он припас угощение. «Гость — посланец бога и радость для хозяина»,— говорили в старину. Об этом завете дедов Бекмурза никогда не забывал. И что бы ни случилось, мать всегда находила, из чего испечь вкусные пироги с сыром. В холодном подвале у нее вдруг оказывалась арака. А что еще надо гостю?

Не успели гости рассесться в кунацкой, как хозяйка уже хлопотала над корытом. Ей помогала дочь. Ханифа усердно раздула огонь в никогда не затухавшем очаге, слазила в подпол за кувшином с аракой. Мать поняла сердцем, с чем пожаловали гости в такой поздний час, и была рада им. Ведь завтра утром в селе станут говорить о сватах и при этом будут завидовать ей, Борхан, у которой такая дочь. Еще бы! Не в каждый дом так часто наведываются сваты. В иные вовсе не заходят. О, горе той матери, которая не дала красоту своей дочери!

Люди удивлялись Борхан. Сама маленькая, подвижная, сухонькая, с тонким и горбатым носом, а дочь высокая, большеглазая, спокойная. Нет, не в мать она. На это Борхан говорила: «Всем обидел меня бог, а взамен дал красавицу-дочь».

Когда Борхан вошла в кунацкую, мужчины встали и слегка поклонились ей. Подавшись вперед, старуха прошла к столику, что стоял в углу, и опустила на него деревянную тарелку с пирогами. Женщина отступила к выходу, приговаривая:

— Сидите, почему вы встали? Спасибо... Вы извините меня за то, что я вошла к вам. В доме нет младших мужчин. Да что поделаешь...

В эту минуту Борхан чувствовала себя самой несчастной женщиной на свете. Ее ли дело входить в кунацкую, когда там мужчины? Но кого пошлешь? Бек-мурзу? Так он хозяин дома! К лицу ли ему это?

Потом Борхан еще раз приходила: принесла кувшин с аракой, и опять мужчины привстали.

— Да накажет меня бог, но у меня нет иного выхода,— произнесла Борхан виноватым голосом и поспешнее, чем следовало, покинула кунацкую.

Бекмурза поднял круглый, трехногий столик с едой и поставил перед гостями, снял со стены рог и обратился к Бза:

— Прошу вас, отведайте того, что бог послал.

По праву старшего, Бза принял вместительный рог:

— Да простит мне всевышний, Бекмурза, но твое ли дело стоять возле нас? Садись, ты хозяин дома...

— Разве я старше тебя, Бза? Или такие гости, каких мне сегодня послала судьба, часто бывают в доме моего родителя?

— Если в доме один ребенок, его родители чем-то прогневали бога. Так говорили прежде осетины. Ты только что убедился, Бекмурза, как плохо быть без младшего. О, раньше жили мудрые люди!

— Да, это так, Бза!

— Пусть в твоем доме будет столько мужчин, сколько пальцев на моих обеих руках! Это я тебе желаю от души, так же, как своему племяннику Знау-ру,— старик многозначительно глянул на хозяина и выпил.

— Оммен, хуцау1, — дружно поддержали тост гости.

— Спасибо,— пробормотал смущенный Бекмурза.

— Слова, которые я только что произнес, подсказало мне мое сердце, Бекмурза. Да дойдут мои молитвы до бога!

— Оммен, хуцау!