За двумя зайцами

Г о л о х в о с т ы й. Насчет денег, доложу вам, так их на этот деликатный товар идет страх! То есть что ни день - сила! Ну, так, слава богу, у меня этой деньги не переводится: целый Крещатик мне должен. Мне  уже не раз говорили мои приятели: охвицера, митрополичьи  басы,  маркелы...  что чего, мол, не закупишь ты магазинов по Крещатику? Так я им: на черта мне  та забота? У меня есть благородный матерьял, так пущай и другие торгуют!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  (Прокопу Свиридовичу) Ишь, богатый!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  (ей в ответ). Правда.

Г о л о х в о с т ы й.  Мерси. Натирально, в каждом обхождении  главная хворма  -  ученость.  Потому  ежели  человек  ученый,  так  ему   уже   свет переменяется: тогда, примером, что Хивре будет  белое,  то  ему  рябое,  что Хивре будет персона, то ему... пардон! Вы меня, Проня Прокоповна, понимаете?

П р о н я.  Разумеется, умный человек совсем что особенное! Вот  и  мне теперь все особенное кажется, потому я недаром в пенционе училась!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  О, правда, что  училась:  не  жалели средств, всяких мод знают! Какие у них платья, шали, юбки... Цветов каких позаводили.

П р о н я.  Мамонька!

Г о л о х в о с т ы й.  О, Проня Прокоповна  имеет  скус!  Ежели  когда человек поднимется умом выше лаврской колокольни, да глянет оттудова на людей, так они ему сдаются-кажутся такие манюсенькие, как пацюки, пардон, крысы! Позволите папироску?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а. Курите на здоровье!  (Мужу.)  Ну и умный же!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч. Аж страшно!

Г о л о х в о с т ы й  (Прокопу Свиридовичу). Не угодно ли?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Спасибо, не употребляю; вот  нюхать, это дело другое, аж нос дрожит... Ну да и табак же у нашего дьячка, скажу вам, и черт его знает, что он туда кладет? Ну, целый день ходишь и нюхаешь пальцы...

П р о н я  (отцу). Да будет уж про ваш табак. (Голохвостому.) Позвольте и мне папироску.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч. Они курят?

Явдокия Пилиповна даже руками всплеснула.

Г о л о х в о с т ы й (подает). Пардон! Нету ли иногда тут огня, потому я своего забыл!

П р о н я  (кричит). Химка, Химка! Подай огня!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Огня!

Химка выходит с полной покрышкой жару.

П р о н я. Ты б еще пук соломы принесла! Спичек дайте, мама!

Х и м к а. Так бы и говорили, а то огня...

Явдокия Пилиповна начинает искать спички.

Г о л о х в о с т ы й. Не беспокойтесь, пардон, я с  этой  самой покрышки закурю. (С вывертами идет в среднюю дверь вслед за Химкой.)

Явление четырнадцатое

Т е  ж е, без  Г о л о х в о с т о г о.

П р о н я. Что вы меня страмите? Чего вы тут наговорили - три мешка борща с кашей?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Да я ж молчала...

П р о н я.  Ну вы еще так-сяк, а  уж  отец  -  и  цирюльню,  и  хвоста, и дьячка, и табак вперли!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да уж не знаю, как с учеными...

П р о н я. Идите, прошу вас, отсюда обое, потому помешаете еще мне предложение делать.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Любопытно  бы  послушать,  как   это ученые...

Я в д о к и я  П и л и п о в н а. Может, хоть дверь отворить?

П р о н я. Да идите, идите, говорю... вот наказание!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Пойдем, это, вишь, у них по-модному.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Уж по-модному!

Уходят в другую комнату; но в продолжение всей последующей сцены выглядывают из дверей, подслушивая, а Химка подслушивает из кухни.

Явление пятнадцатое

Т е  ж е  и  Г о л о х в о с т ы й.

Г о л о х в о с т ы й  (с папиросой). Извольте! Закуривайте!

Проня закуривает, Голохвостый курит и оглядывается вокруг.

П р о н я. Ваша папироса шкварчит.

Г о л о х в о с т ы й.  Это в груди моей-с!

П р о н я. Чего?

Г о л о х в о с т ы й.  От любви!

П р о н я.  Ах, что вы!

Г о л о х в о с т ы й. То  есть  тут  в  нутре  у  меня     такая стремительность до вас, Проня Прокоповна, что хоч крозь огонь готов пройти!

П р о н я  (в сторону). Начинается, начинается! (Голохвостому.) Ах, это вы кавалерские надсмешки... Может, до кого другого: у  вас  столько барышень...

Г о л о х в о с т ы й.  Это вы пущаете критику;  я  своей  души,  Проня Прокоповна, не кину лишь бы где. Разве если там, где ваша душа, - и больше в никотором месте.

П р о н я. А вы знаете уже, какая моя душа?

Г о л о х в о с т ы й.  Ах, Проня Прокоповна, не рвите меня, как буклю! Потому видите, какой я погибший есть человек.

П р о н я.  Чего ж погибший?

Г о л о х в о с т ы й. Потому здесь у меня (показывает на сердце) такое смертельное воспаление завелось, что аж шипит.

П р о н я.  Когда б заглянуть было можно к вам в сердце.

Г о л о х в о с т ы й.  То вы б увидели там, что  золотыми  славянскими буквами написано: Проня Прокоповна Серкова. Ах, но ежели б золотой  ключ  от вашего сердца да лежал у моей души в  кармане,  вот  бы  я  был  счастливый! Я б кажную минуту отмыкал  ваше  сердце  и  смотрел  бы,  не  мылся  бы,  не помадился б, не пил, даже не курил бы по три дня, да все смотрел бы!