Читаем За экраном полностью

Надвигается фестиваль, но странно, говорят о нем меньше всего, почти все разъезжаются. А абонементы – для родных и знакомых. Юткевич и Комаров твердят, что еще хуже, чем всегда. Да, еще новость. Это последний фестиваль, который проводит Союз, все теперь – в Госкино. И уже совсем непонятно, для чего теперь Союз. Просто – как у других. Но у других-то он действительно творческий и экономический центр. У нас же – распределение путевок… Не слишком ли много народу этим занято? Да, Болшево закрывают на капитальный ремонт, а его обитателям будут выдавать путевки в Дом ветеранов кино.

Болшево. 1976

Перечитал болшевские заметки. Они уже требуют продолжения. Жизнь болшевских обитателей полна неожиданностей.

Приехал, как всегда, в первый день старого Нового года. В этот раз встречал его в Москве. Здесь уже все на месте. Сезон открыли драматурги. Представители всех поколений. К. Исаев экранизирует пухлый армянский роман для Э. Кеосаяна, Фрид и Дунский аккуратно выполняют четырехсерийную норму для «Таджикфильма» – «Человек меняет кожу» по Бруно Ясенскому. Говорят, что трудно, взялись по воспоминаниям прежних дней, а сегодня уж все читается по-другому – вернее, не читается вовсе. Непонятно, зачем им это. Для денег? Так у них три фильма в производстве… Я ждал от них чего-то нового. Неужели все закончилось на «Жили-были старик со старухой»?

Ежов и Кончаловский переписывают «Сибириаду», хоть она уже напечатана в «Новом мире», – поспешили ребята. Снимать это нельзя, говорит мне Андрей, сейчас все перелопачиваем. Вадим Трунин под стражей у Гостева: пишут продолжение «Фронта без флангов», все сроки давно прошли. Гостев отобрал у Трунина ключи от машины, очередную жену отправляет домой. Трунин пишет без денег, так как три договора не выполнены, а новых заключать нельзя. Эдик Володарский – сейчас его время. Статьи в газетах под названием: «Драматургия Володарского». Заканчивает сейчас Пугачева. Просит прочесть. Здесь же Валя Черных, он ныне – «номер два». Для Карасика «День отъезда, день приезда», сегодня генералка пьес у Завадского. Оба говорят, что с кино – все. В театре ты – человек, автор! В кино же, как сдал сценарий, – лучше не являйся… Есть над чем подумать Госкино. Я об этом устал говорить и писать – бросил лет пять назад, все бесполезно, да еще нажил врагов-режиссеров, за умаление их профессии. А ведь «Долги наши», что прошли в ста сорока театрах, изначально были сценарием, так же как «Человек со стороны» сначала стал явлением, а потом уже только – на экране… Сейчас «Долги» снимает Яшин, через пять лет. Есть над чем задуматься Госкино, есть… Ведь уплывают кинодраматурги и в прозу, и в телефильм… Пишет сценарии Андрюша Смирнов не для себя и даже не для «Мосфильма», где работает, а для «Ленфильма» – у нас, говорят, не пройдет. «Ленфильм» все-таки создал пять-шесть проблемных и интересных картин. Замысел интересный, работает с увлечением. «Осень», написанная им в Болшеве, – о которой я уже писал – принята, но идет где-то в провинции, две недели шла в Ленинграде. Там можно – а москвичам смотреть возбраняется. Неисповедимы пути проката. «Осень» для Андрюши – памятный фильм: отблагодарила его Наташа, ушла… Очень он любит своих дочек. Оставил их на Беговой. Сам пока бездомен, – вот тут познакомился с Прудниковой, с Таганки, молоденькая актриса, лицо милое…

Гребнев начинает новый сценарий. Вчера закончил пьесу мой Тополь: повез в Ленинград, в Театр Ленсовета. Еще писала сценарий моя ученица – самая давняя, 40-х годов, Вера Плотникова: «Оренбургский платок». Она – документалистка, а дочь уже киновед. Не видел ее много лет, сейчас – секретарь Союза Поволжья. Вспоминает те годы: первые этюды, первую влюбленность – оказывается, в меня. А я пишу мемуары. Грустно. Писать сценарий не могу, – нет, не писать не могу, а ходить, просить, выслушивать обещания и замечания… Тошно.

Долго говорил с Андроном о книге Шпаликова, ведь никто, кроме Михалкова-отца, ему и на том свете помочь не может. Клятвенно обещал, что он и Никита сделают все. Приеду, посмотрим. Сборник может быть интересным. Буду звонить Файту. Вспоминаем с Андроном «Скрябина»: «Кроме меня, – говорит, – никто „Скрябина“ не поставит», – все же не только ВГИК, но еще и четыре года консерватории… И, в приливе откровенности: поставил бы о Крещении Руси. «Ермаш не даст – пойду к патриарху, финансируют». Смешно и грустно. Но сейчас – два года Сибири.

Андрюша Смирнов говорит: так как я, дескать, все время в долгах, то сел и подсчитал: каков же мой заработок за четырнадцать лет режиссуры? Уверяет, что в среднем – шестьдесят пять рублей в месяц. Вот так. А есть у нас режиссеры-миллионеры, хоть нет у них «Белорусского вокзала».

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Рим». Мир сериала
«Рим». Мир сериала

«Рим» – один из самых масштабных и дорогих сериалов в истории. Он объединил в себе беспрецедентное внимание к деталям, быту и культуре изображаемого мира, захватывающие интриги и ярких персонажей. Увлекательный рассказ охватывает наиболее важные эпизоды римской истории: войну Цезаря с Помпеем, правление Цезаря, противостояние Марка Антония и Октавиана. Что же интересного и нового может узнать зритель об истории Римской республики, посмотрев этот сериал? Разбираются известный историк-медиевист Клим Жуков и Дмитрий Goblin Пучков. «Путеводитель по миру сериала "Рим" охватывает античную историю с 52 года до нашей эры и далее. Все, что смогло объять художественное полотно, постарались объять и мы: политическую историю, особенности экономики, военное дело, язык, имена, летосчисление, архитектуру. Диалог оказался ужасно увлекательным. Что может быть лучше, чем следить за "исторической историей", поправляя "историю киношную"?»

Дмитрий Юрьевич Пучков , Клим Александрович Жуков

Публицистика / Кино / Исторические приключения / Прочее / Культура и искусство
Публичное одиночество
Публичное одиночество

Что думает о любви и жизни главный режиссер страны? Как относится мэтр кинематографа к власти и демократии? Обижается ли, когда его называют барином? И почему всемирная слава всегда приводит к глобальному одиночеству?..Все, что делает Никита Михалков, вызывает самый пристальный интерес публики. О его творчестве спорят, им восхищаются, ему подражают… Однако, как почти каждого большого художника, его не всегда понимают и принимают современники.Не случайно свою книгу Никита Сергеевич назвал «Публичное одиночество» и поделился в ней своими размышлениями о самых разных творческих, культурных и жизненных вопросах: о вере, власти, женщинах, ксенофобии, монархии, великих актерах и многом-многом другом…«Это не воспоминания, написанные годы спустя, которых так много сегодня и в которых любые прошлые события и лица могут быть освещены и представлены в «нужном свете». Это документированная хроника того, что было мною сказано ранее, и того, что я говорю сейчас.Это жестокий эксперимент, но я иду на него сознательно. Что сказано – сказано, что сделано – сделано».По «гамбургскому счету» подошел к своей книге автор. Ну а что из этого получилось – судить вам, дорогие читатели!

Никита Сергеевич Михалков

Кино