За экраном

Главная забота Ивана Григорьевича – и главное его искусство, надо сказать, – заключалось в том, в какой момент и в каком виде показать картину. Собственную критику и замечания по картинам он сводил к тому, чтобы их исправить, избежать запрещения и угадать оценку. Если многие сценаристы и режиссеры строили творческие планы не по воображению, а по соображению, как угадать и угодить, то Иван Григорьевич должен был осуществлять это по должности.

Прежде чем показать картину в Кремле, он «обкатывал» ее на дачах, узнавая мнения членов Политбюро, – подготавливал просмотр. Суждения «хозяина», между прочим, часто бывали столь неожиданными, что даже самые близкие к Сталину люди оказывались в тупике. Фильмы, подвергавшиеся резкой критике со стороны художественного совета и членов Политбюро, делались заново. «Сказание о земле Сибирской», «Русский вопрос», «Далекая невеста» неожиданно получили высокую оценку, а «Свет над Россией», отлично принятый худсоветом, был подвергнут разгрому.

На просмотрах в Кремле Иван Григорьевич был комментатором фильмов. К просмотру он тщательно готовился, знал всех актеров, режиссеров мирового кино, так как возил для показа не только наши, но и заграничные фильмы. Сталин любил кино – по несколько раз смотрел картины, интересовался техникой съемки, – поэтому Большаков тщательно готовился к самым неожиданным вопросам.

Каждая поездка в Кремль была тяжелым экзаменом. Мне приходилось довольно часто дежурить у «вертушки» – не все допускались к ней – и быть свидетелем вызовов Большакова в Кремль.

Вспоминаю несколько таких дежурств. Полночь, суббота. Дверь кабинета Ивана Григорьевича открыта, «вертушка» переключена на меня. Мягкий свет настольной лампы. Передо мной – сценарии. Тишину нарушает звонок «вертушки». Беру трубку, говорит секретарь Сталина Поскребышев:

– Большакова!

– Его нет.

– Разыщите!

Звоню домой, Ивана Григорьевича нет. Звоню на дачу – тоже нет. Что делать?

«Вертушка» надрывается. Хватаю трубку.

Гневный голос Поскребышева:

– Почему не звонит Большаков?! Нужны фильмы!

– Какие, товарищ Поскребышев?

– Он должен знать!.. Разыщите!

Звоню в особый отдел, кроме механиков – никого.

Опять звоню на дачу – Ивана Григорьевича еще нет.

Звонок, появилась начальник особого отдела Голомеева, но она не знает, какие нужны картины.

Опять звонок «вертушки». С 1-го отдела Лубянки.

– Вышла машина за картинами…

«Что делать?!»

Наконец звонок. Голос Большакова:

– Откройте стол. Найдите мою книжку… коричневую, сафьяновую. Там список… Будьте внимательны. Отправляйте… Скажите, что меня не нашли. Не задерживайте.

Кладу трубку. В дверях – два полковника. Под окном – черные «ЗИСы».

– Где картины?

– Одну минуту.

Просмотр назначен на час, осталось пятнадцать минут. Ищу в столе книжечку. Вот она, заветная. В ней список: две заграничные, «Русский вопрос», хроника, очерки. Неизвестно, что понадобится. Звоню вниз. Не могу отойти от «вертушки».

Даю полковнику список.

Звонок Большакова:

– Нашли?

– Нашел… Сейчас уедут.

И вдруг слышу:

– Не знаю, нужно ли мне ехать?

Видимо, очень не хочется.

– Прочтите, что там о заграничных…

Читаю названия картин, имена актеров, режиссеров.

– Уехали, – говорю я, вижу, как один «ЗИС» выскочил из ворот.

Опять «вертушка». Узнаю голос Поскребышева.

– Ну, что там?

– Отправил, товарищ Поскребышев.

– А где этот ваш Большаков?

– На даче… Сейчас будет вам звонить.

– Начинаем без него. Пусть едет быстрей!

Опять звонок. Большаков:

– Надо ехать?.. Скажите, что я выехал.

Наконец тишина.

Входит Голомеева:

– Не говорите, Жозя, что меня не было.

Я сижу счастливый. Пронесло. «Вертушка» молчит. Тишина.

Надо положить книжку на место. Смотрю – список фильмов. Они давно ждут просмотра. Картины подобраны разнообразно: заграничные – комедийные, приключенческие, – одна наша художественная, несколько хроник, мультяшки. Большая программа…

Против наших фильмов какие-то пометки. Видимо, замечания «хозяина». Те самые, о которых нам кратко сообщают после просмотра в Кремле. Наверное, у Большакова сохранились десятки других таких книжечек для мемуаров. Может быть, он их и пишет… Они объяснили бы многое, еще до сих пор не понятое, значительно лучше, чем его небольшая книга «О фильмах в дни Отечественной войны».

В три часа ночи я услышал шаги в кабинете и быстро направился туда. В кабинете стоял Иван Григорьевич, на его лице кривилась довольная улыбка.

Опередив мои вопросы, он сказал:

– С «Русским вопросом» все хорошо. Картина одобрена. Завтра позвоните Ильичеву. Пусть собирает худсовет. Ромму позвоню сам [15] .

Я так и не понял: зачем он заехал в комитет, а не прямо домой? Видимо, хотел поделиться.

Наконец еще один риф был обойден, и в затянувшихся спорах с худсоветом, торпедирующим картину, он, Большаков, оказался прав.

НАМЕСТНИК НА КАВКАЗЕ